Россия, лихие годы: рейдерский захват. Дмитрий Николаевич ТагановЧитать онлайн книгу.
не сломать шею на каком-нибудь проселке.
«Фольксваген» бодро несся по ночному шоссе в сторону от столицы. И вот поворот в темень, в поле, к дачным участкам. Я тормознул, выждал, пока рубиновые огни не углубятся в природу метров на двести, и снова включил свою фару. На горизонте, среди деревьев, на фоне светлых облаков, чернели крыши и светились редкие квадратики окон. Мне пришлось поднажать и приблизиться к удаляющейся машине: теперь можно было запросто ее потерять в неосвещенных переулках. Несколько поворотов, мелькание красных огней сквозь кусты, – и стоп. Я вырубил фару, и поехал почти на ощупь, выбросив на всякий случай в стороны ноги.
«Фольксваген» стоял у глухого забора. За ним высилась двухэтажная дачка. Хлопнула дверца машины, скрипнула калитка, и красные огни тронулись дальше. Стук входной двери еще не утонул в ночной тиши, как на втором этаже вспыхнули два окна.
Я подъехал ближе, слез с мотоцикла и пошел вдоль глухого двухметрового забора из металлических штампованных листов. В даче по-прежнему светились только верхние окна. Одно окно было приоткрыто, и за ним плотная штора слегка шевелилась на сквознячке. Если комары их ночью не достанут, то оно так и останется открытым до утра. Это могло бы стать на руку. Но только утром.
В подсумке мотоцикла у меня всегда с собой толстый свитер и термо-мешок, в который можно по шею залезть и согреться ночью. Из такого материала в некоторых странах делают мешочки для горячей выпечки, чтобы можно было ее принести домой, как из печки. Поэтому ночевка летом в придорожном лесу под елкой – для меня удовольствие, тем более в такую лунную ночь. Я сел на мотоцикл и вернулся назад, где заметил лесок. Наломал несколько еловых лап, подстелил и с удовольствием растянулся. Сквозь еловые ветви неслись и неслись надо мной по светлому челу луны серебристые облака.
7. Освобождение.
Я, конечно, проспал под елкой и проснулся почти в восемь. Благо собирать было нечего, но я потерял еще несколько минут, пока вырезал ножом суковатую дубину, и, наконец, вскочил на мотоцикл.
Окно в спальне на втором этаже было по-прежнему открыто, и штора, как и ночью, шевелились на ветерке. Оглянулся по сторонам – никого. Подставил дубину с сучками к забору и, как по лесенке, перемахнул. Упал, слава богу, не на грабли и не на вилы – а в кусты. Пошел сразу к сараю – открыто. Внутри лопаты, грабли… и стремянка.
Со стремянки мои локти достали до жестяного подоконника. Лучшего не пожелать. Медленно отодвинул штору. Кровать, скомканные простыни, свисающая из-под них рука. На ноге знакомая татуировка. Гуталин лежал на кровати один. Я влез в открытую створку окна и замер. С ним рядом на кровати лежала вторая смятая подушка, и второе скомканное одеяло. За кроватью была видна полуоткрытая дверь. Я прислушался – кто-то там был, доносились живые, но непонятные звуки, и даже какой-то детский смех. На цыпочках я обошел кровать, приоткрыл эту дверь шире и заглянул.
В углу комнаты работал почти без звука телевизор, и затылком ко мне, в