Все сложно. Почему мы терпим неудачи и какие уроки можем из этого извлечь. Элизабет ДэйЧитать онлайн книгу.
о возвращении в школу, и справлялась я, пытаясь находить утешение в редких урывках чего-то знакомого. Я возила из дома еду. Я читала книги и безмерно ценила возможность раствориться в иной вселенной. Когда я плакала, я делала это украдкой, прячась за закрытой дверью туалетной кабинки. Со временем я даже завела пару друзей – таких же социальных изгоев.
Мои оценки постепенно скатывались. Я плохо сдавала тесты, написав работу по химии на 47 % – этот жгучий стыд все еще преследует меня, несколько десятилетий спустя. Во мне развились две отдельные личности: домашняя и школьная, и я шла на многое, чтобы они никогда не пересекались. Я никогда не приглашала к себе никого на выходные. Я не рассказывала своим родителям многое из того, что происходило тогда, потому что не была до конца уверена в том, что сама все осознавала полностью. Я просто знала, что несчастна.
Все это запустило механизм психологической адаптации, который перешел со мной и во взрослую жизнь и обеспечил немало сердечных терзаний. Внутри себя я была дезориентирована: я могла дистанцироваться от боли и грусти, отодвинуть эти чувства в сторону подобно тому, как вымытые тарелки откладывают на сушку, и параллельно с этим продолжала существовать и относительно эффективно функционировать. Но подобное отречение от собственных ран привело к тому, что я постепенно потеряла связь со своими истинными чувствами, их стало труднее выразить. Я, знающая так много слов, не могла найти подходящих, когда речь заходила обо мне самой. В то же время я отчаянно пыталась угодить другим – в надежде, что это поможет мне разгадать секретный код и стать, наконец, одной из всех. Так что я скрывала определенные черты своего характера в угоду компании, в которой оказывалась. Я притворялась, что мне нравятся поп-звезды, одежда и телепередачи, до которых мне не было дела, цепляясь в то же время за свой британский акцент как за спасительную соломинку, которая все еще возвращала настоящей мне все разрозненные части моей личности. Я чувствовала ярость и вину за то, что воспринимала как настоящее жульничество, но замыкалась в себе и постоянно переживала из-за бесчисленного множества вещей, которые делала не так.
В конце концов я дошла до той стадии, когда категорически отказалась возвращаться в школу. Мама попыталась убедить меня хотя бы закончить семестр, но я просто не могла это сделать. Я достигла той точки, когда во мне не осталось вообще никаких эмоциональных сил, и в итоге родители согласились забрать документы посреди моего третьего года учебы в той школе. Вскоре после этого я получила стипендию в английской школе-интернате, где никто не посчитал бы, что мой акцент является чем-то выдающимся. В сентябре я вернулась на тот же год обучения, на каком должна была быть. Школа была скорее раздельного типа обучения, чем смешанного, что я посчитала менее отталкивающим.
Я, знающая так много слов, не могла найти подходящих, когда речь заходила обо мне самой. И отчаянно пыталась угодить другим – в надежде, что это поможет мне разгадать