Русское воскрешение Мэрилин Монро. На 2 языках. Дмитрий Николаевич ТагановЧитать онлайн книгу.
работы и зарплаты, с одной только горечью и желанием отомстить.
All that finished suddenly in the ninety-first, immediately after the coup. His Party, the only legal one in the country, had been deprived of all its privileges – with just a signature on the presidential Decree. Those were generous privileges, but Fomin really regretted only one: their recently renovated nifty Committee’s building they had to clear at once.
Just in days all his young comrades were dispersed, but that didn’t much confuse them. They hid their Party-membership cards far away, and never told anyone of their solemn oaths under the banners of great Lenin. They were no more interested in the struggle of the world’s working class; they were stuffing their pockets now. But Fomin found himself on the street, with no job, no helpful skills or money, though with an acute bitterness and the desire of revenge.
Из коттеджа они выехали через полчаса. Сели втроем на заднее сидение партийного «БМВ», Мэрилин посадили посередине. На ней была утренняя темная шаль. Она сидела и пристально глядела в переднее окно, на бегущую навстречу полосу серого асфальта. Всю дорогу ехали молча. Сначала недолго ехали до кольцевой, много дольше по ней, потом, не заезжая в Москву, опять в сторону области. Только когда уже подъезжали, Фомин прочистил горло и тихо, чтобы шофер не услыхал, сказал:
– Мэрилин, прошу тебя, не волнуй папу. Ему это вредно. Он может умереть.
Мэрилин ничего не ответила.
Их элегантный «БМВ» свернул с шоссе на разбитый узкий проселок и, помучавшись десять минут на ухабах и ямах в разбитом асфальте, въехал во двор Дома престарелых.
They left the cottage in half an hour, three of them sitting at the back of Party’s BMW. Marilyn sat in the middle, looking fixedly forward at the running belt of gray asphalt. She wore the same dark shawl. They were silent all the way. Their car firstly went closer to Moscow, then some miles around it by the ring highway, and then again away from the city, though soon their elegant car turned off the highway to a narrow dirt road. Fomin cleared his throat, and softly, so the driver wouldn’t hear, said, “Marilyn, I beg you, do not upset your daddy, please. It will injure him, he might even die.”
Marilyn did not reply. The car bumped over potholes, and entered the gate of the nursing institution for the aged.
Они втроем вошли в вестибюль двухэтажного деревянного дома и остановились перед пустым канцелярским столом. Тут должен был сидеть дежурный, но он отсутствовал. Фомин раздраженно поглядел по сторонам. В углу на лавочке сидело несколько старушек и старичок, и они теперь во все глаза глядели на гостей. Потом старичок спохватился:
– А, сейчас я, погляжу его, – и он заковылял, держась за поясницу, куда-то за лестницу.
Дежурный был таким же ветхим старичком, но держался он прямее. Сев за стол, раскрыв толстый журнал посещений и взяв шариковую ручку, он строго поглядел поверх очков:
– Документы есть? К кому?
Three of them entered the lobby of the two-storied wooden house and stopped at the vacant office desk. Irritated, Fomin looked around. On the bench in the dark corner of the lobby sat some old men and women looking at newcomers with immense interest. The oldest of them had stood up, “Oh, I’ll find him, wait a minute”.
The attendant was as ancient as the first man, but walked to his desk quite firmly. He opened a thick registration ledger, took a pen, and then sternly looked over his spectacles at Fomin, “Do you have a passport? Whom do you visit?”
Не доставая и не показывая никаких документов, Фомин сам назвал ему всех троих, и тот только поскрипел ручкой. Но на фамилии Мэрилин остановился:
– Как, как последняя?
– Монро.
– Ага, Монро…. Вспомнил фамилию. Ты, дочка, часто к нему приезжаешь. Все к Седову?
Они поднялись по обшарпанной лестнице, прошли по коридору с протертым до дыр линолеумом на полу, и остановились перед фанерной дверью. Фомин осторожно, и прислушиваясь, приблизив к двери ухо, постучал.
– Александр Иванович, можно к вам?
Fomin, well acquainted with the routine, just declared full names of the three, and the old man scribbled it down, satisfied. The second name, Marilyn’s, held him up, “Sorry, what’s the last?”
“Monroe.”
‘O, yeah, Monroe, I remember the name. You come frequently to Sedov, a good girl.”
They ascended creaky tilted stairs, passed the corridor with badly worn linoleum, and stopped by the door of thin plywood. Fomin cautiously put his ear to the door, then knocked softly and called, “Dr. Sedov, may we come in?”
Как только Мэрилин переступила порог, она с криком «Папа!» бросилась к кровати, упала на грудь старика и громко зарыдала.
Фомин с Мячевой шагнули робко вперед и встали у его