Странные истории. Пётр Петрович АфрикантовЧитать онлайн книгу.
и я рада за тебя, рада, что Господь открыл для тебя неведомое, и что ты терпением своим заслужила Его прощение. А ты и я, мы по-прежнему вместе. Мы теперь даже гораздо ближе друг к другу, чем были раньше, потому что видим дальше и понимаем больше. Ты, мама, преодолела то пространство, разделяющее нас, ты молодец. Ты снова со мной, и я с тобой. Мы вместе. Это же здорово. И я говорю тебе «низзя грустить», «низзя тосковать», «низзя не любить». Мир создан для наших испытаний, это полигон, где проверяются и испытуются наши души. Без этого, мама, нельзя. Я, хотя и моложе тебя, но раньше сумела пройти всё, что мне надо было пройти. Мой каждый день в болезнях и мучениях засчитывался за три или даже четыре дня. Вы же жили медленнее, чувствовали медленнее, да и вообще, мама, без меня и моего ухода не было бы сейчас и тебя такой, какая ты есть. Возможно, что ты была бы ещё, где- то, в средине пути и между нами была всё та же пустыня недопонимания».
Анна Андреевна ловит себя на мысли, что уже боится вернуться в прошлое, потому, что боится потерять сегодняшнее. Она боится, что расстроится тот неведомый музыкальный инструмент с невидимыми для обыкновенного человека струнами, и она перестанет слышать ту музыку, которую слышит сейчас, перестанет видеть то, что видит сейчас. И она понимает, что это уже, в какой-то мере, уже не она и что она уже меньше принадлежит этому миру, чем тому, в котором живёт её дочь. Что в ней живёт Тот, который её понимает и знает лучше, чем она знает себя. Её понимает Он, живущий в ней, и её понимает её дочь. Но её не понимает и не поймёт мир. Главное, что она ничего не может никому доказать. Впрочем, ей и не хочется никому и ничего доказывать. Каждому дано своё время и свой час.
Всё это пронеслось в её голове мгновенно, пленив сознание. Анне Андреевне показалось, что это был удар молнии, удар, который был направлен именно в неё. В мгновение она всё поняла и больше уже ни о чём не спрашивала. Она просто смотрела на дочь и повторяла:
– Ладушка ты моя, умница ты моя, радость неизречённая. Да я тебя сейчас ещё больше люблю и понимаю, нежели при твоей жизни на земле. Я не могу сказать:– что «когда ты была рядом», потому что это не так. Ты для меня сейчас намного ближе, чем была раньше. И я помню все твои детские словечки. Хочешь, разговаривай со мной, и я буду понимать: хорошо ли я поступила, или дурно.
Анна Андреевна понимала, что дочь всегда употребляла, чтобы развеселить мать свои некоторые детские словечки типа «НИЗЗЯ», «ЗЗЯ» или «НЕМОЖНО». И теперь она ясно чувствовала их и если раньше они наводили только на грусть, то теперь воспоминание о них несли с собой радость.
И ей было так хорошо, что она не замечала ни январской стужи, ни сброшенного на оградку пальто, ни голосов подошедших людей, которые участливо надевали на неё пальто и застёгивали пуговицы.
– Вишь ты, как надсадилась,– слышала она хрипловатый мужской голос.
– В больницу её надо, ополоумела она,– вторил мужскому голосу женский.
– Да посадите вы её на лавочку, вот на мою сумку!
Это был командный мужской голос,