Стена Неведения. Геннадий Владимирович ТарасовЧитать онлайн книгу.
Вместо этого он попытался подвигать глазными яблоками, влево-вправо, и ему это удалось, чуть-чуть. Слезы, собравшиеся в углах глаз чрезмерной волной, намочили веки и, перелившись через них, скатились вниз, прочертив горячие дорожки по щекам. И лишь тогда, омытые этой живой водой, глаза его увидели все, и почти так же ясно, как и раньше, до всех этих беспощадных вспышек.
Он смотрел прямо перед собой и немного под углом, очевидно, голова его была слегка завалена на бок. Точно он сказать не мог, потому что ничего, просто ни черта не чувствовал. Его чуть-чуть подташнивало, и сознание периодически покрывалось рябью помутнения, но все реже и все слабей, так что эти досадные помехи почти не мешали ему смотреть туда, куда смотрелось.
А там, у передней стены комнаты, находился стол, и на столе стояла лампа под выпуклым стеклянным плафоном, бледно-голубым. Свет в комнату и на него изливался именно от лампы на столе, голубой и холодный, но он уже совсем не причинял боли, только омывал лицо и остужал глаза. Ему подумалось, это потому, что он перестал стонать. Хотя боль никуда не делась, он чувствовал, что она затаилась и все еще была с ним, рядом. Все впереди, подумал он отчужденно, о себе, как о постороннем предмете, все впереди.
За столом спиной к нему, весь в белом, сидел человек. Более того – женщина. Женщина… Всплеск тепла, возникший где-то внутри него, быстро заполнил весь объем пространства, который он занимал. Он удивился, поняв, что более точно определить этот параметр не в состоянии. Ощущение тела стало для него недоступно, само слово превратилось в непонятную формулу. Тем не менее, он сумел обрадоваться – тому, что помнит, что значит женщина, и что это знание способно вызвать в нем тепло.
Женщина что-то писала, склонившись немного на правую сторону, острый локоть, следуя за строкой, двигался туда-сюда. Он видел узкие плечи и тонкую длинную шею, совсем открытую, так как волосы ее были забраны вверх, под высокий белый колпак на голове. Тут он понял, что женщина, скорей всего, медицинская сестра, и, значит, он в госпитале. Следом его снова накрыла волна противоречивых мыслей. С одной стороны, подумалось, он в госпитале, и это плохо, потому что означает, что что-то с ним не в порядке. Зато, с другой стороны, хорошо, так как позволяло надеяться, что здесь ему помогут, и хуже уж точно не будет. Хотя, как знать, как знать. Неплохо бы выяснить, что с ним вообще такое.
Женщина писала довольно долго, но это обстоятельство его никак не напрягало. Не утомляло так же совсем наблюдение за ней, поскольку оно осуществлялось само собой, без усилия с его стороны. Он просто лежал, и просто смотрел. И вот, странное дело, чем дольше он наблюдал, тем неизбежней понимал, что женщина эта становится частью его жизни, как и все те противоречивые чувства и мысли, которые ее присутствие вызывало. Это было и непонятно, и радостно. Жизнь свою прошлую он абсолютно не помнил, не мог и не хотел вспоминать, что было – умерло. Но пустое сознание требовалось чем-то заполнить, в первую очередь – хорошим, светлым, добрым, и образ сестры милосердия для этого подходил