Отчаяние. Грег ИганЧитать онлайн книгу.
и мрачный, словно джунгли на картине сюрреалиста.
Рурк повернулся ко мне.
– Как вернее унизить в разговоре человека, с которым вы не согласны или которого не понимаете?
– Не знаю. Как?
– Сказать, чтобы он вылечился. Первое Ч-слово. Лечение.
– А.
– Медицинские технологии переживают стремительный взлет. На случай если вы вдруг не заметили. Куда будет направлена эта мощь? На поддержание – или создание – «здоровья». Но что такое «здоровье»? Оставим в стороне вещи, с которыми все согласны. В чем окончательная цель «лечения», когда наука победит последний вирус, последнего паразита, последнюю раковую клетку? Чтобы все мы заняли предопределенные места в некоем эдемистском «природном порядке»… – Он остановился и с иронией указал на цветущие вокруг орхидеи и лилии: —…И вернулись к состоянию, продиктованному нашей биологией: охоте и собирательству, а умирали бы в тридцать – сорок лет? Это цель? Или – предоставить нам выбор между всеми возможными способами бытия? Тот, кто присваивает себе право различать «здоровье» и «болезнь», присваивает себе… все.
Я отозвался:
– Вы правы. Слово многогранно и дает простор для толкований. Наверное, оно всегда будет спорным.
Не мог я возразить и против выражения «унизить»: «Мистическое возрождение» вечно предлагает «вылечить» людей от «душевной немоты», превратить нас в «гармоничные» существа. Другими словами – в точные копии их самих, с теми же взглядами, теми же устремлениями, с теми же неврозами и суевериями.
– А какое другое Ч-слово? Большое?
Он склонил голову набок и робко взглянул на меня.
– Правда не догадываетесь? Вот вам подсказка. Как, не утруждая мозги, победить в споре?
– Вам придется растолковать. Я не мастер разгадывать загадки.
– Вы можете сказать, что вашему оппоненту недостает человечности.
Я замолк. Мне было стыдно или, по крайней мере, неловко; я только сейчас понял, как сильно задел его вчера. Чем плохо встречаться на следующий день после интервью: собеседник успевает прокрутить в голове весь разговор, минута за минутой, и прийти к выводу, что именно говорил неправильно.
Рурк сказал:
– Это – древнейшее семантическое оружие. Вспомните обо всех, кого разные культуры в разные времена считали недочеловеками. Иноплеменники. Люди с другим цветом кожи. Рабы. Женщины. Душевнобольные. Глухие. Евреи. Боснийцы, хорваты, сербы, армяне, курды.
Я сказал решительно:
– По-вашему, газовые камеры и риторический оборот – одно и то же?
– Разумеется, нет. Но, положим, вы говорите, что мне «недостает человечности». Что это означает? Что я такого совершил? Убил кого-то? Утопил щенка? Ел мясо? Не проникся Пятой симфонией Бетховена? Или просто не живу или не стремлюсь жить в точности той же эмоциональной жизнью, что и вы? Не разделяю все-все ваши ценности и устремления?
Я не ответил. Позади сквозь джунгли пронеслись велосипедисты; пошел дождь, но под густыми кронами было по-прежнему сухо.
Рурк