И сегодня стреляют. Владимир РыбинЧитать онлайн книгу.
из тех немыслимых времен, показался вдали маленький буксирчик «Ласточка». Собственно, Матвеич давно уж знал, что буксирчик на подходе: шум его старого паровичка всегда был слышен за много верст. Сколько Матвеич помнил себя, столько помнил и «Ласточку». Еще мальчишкой засматривался на нее с берега и, как о немыслимом счастье, мечтал покататься на ней. Он рос, взрослел и старел, а «Ласточка» оставалась той же, черной, хлопотливой, шумящей на всю Волгу. Должно быть, и молодость-то свою он увидел потому, что прежде услышал «Ласточку».
– Дед, а дед, ну дедушка!..
– Ты вон куда гляди, – махнул рукой Матвеич на приближавшийся буксирчик с длинным хвостом дыма над черной трубой. – Я как ты был, а она уже тут плавала.
– Кто «она»?
– Ну, оно, судно, буксир.
– То она, то оно, а это пароход, он, значит, сам говоришь – буксир.
– Ишь, грамотей! – восхитился дед. – Кто тебя только выучил?!
– Ма-амка…
Степка заулыбался и вдруг потух, вспомнил, чуть не заплакал. Матвеич прижал его к себе одной рукой и, не зная, как утешить мальца, промолчал, стал смотреть на «Ласточку».
Знал он о ней все, что было и чего не было. Что рожали ее, как самую быстроходную, оттого и колеса сделали такие большие, и трубу такую длинную. И имя дали под стать посыльному судну – «Ласточка». А получился истинный гадкий утенок, как спустили на воду – скособочилась. Хотели выровнять – скособочилась на другой бок. И махнули на нее рукой, определили в разряд рейдовых вспомогательных судов неопределенного типа. А потом было как в сказке. «Уродец» и революцию прошел, и в Гражданскую воевал, и ныне не устает.
Команда «Ласточки» была знакома-перезнакома Матвеичу, особливо «тройка чумазых», как он их называл: механик Дмитрий, да сын его в помощниках – Колька, да дочка Мария – в кочегарах. Хотел помахать им, но по чересчур частому пыху и по клубам пара определил, что очень они торопятся, и не помахал. Только опять, как утром, когда увидел сумасшедшую военную легковушку, встревожился. И почему-то холодно ему стало. И привиделось холодное – зима тех давних времен, когда он только прознал про спасателей.
Чего понесло его тогда через Волгу, да еще в сумерки, уж не помнил. А там полынья незамерзающая, и очень он боялся проглядеть ее. А ветер хлестал снегом – метель была сильнющая. Думал – совсем пропал, молиться начал, хоть в церковь никогда и не захаживал. И увидел огонек. Подошел, а это – керосиновый фонарь на снегу. Думал, кто потерял, хотел взять, да увидел другой фонарь, потом еще и понял: кто-то специально выставил огни, чтобы такие вот гуляки сдуру в полынью не залетели. Потом невдалеке ревун заревел, и он разглядел будку. Ввалился в нее полузамерзший, и встретили его тут как родного. Два сторожа были в будке, сидели у чугунного камелька, скинув шубы, пили чай. И узнал отогревшийся телом и душой сын Матвеев, что сидят они тут специально, чтобы поджидать таких, как он, заблудших, а если придется, то и спасать: были при сторожах багры, спасательные лестницы, даже лодка была.
С того и пошло. Вскорости, как