Дневник Л. (1947–1952). Кристоф ТизонЧитать онлайн книгу.
которые Гуму не удалось у меня стащить. Только сейчас мне становится понятно, насколько они важны. Они – залог моего выживания. Я будто в первый раз вижу деньги, в том смысле, что в первый раз по-настоящему вижу их.
Поезд наклоняется на ухабах. Мы проезжаем над маленькими домами, примостившимися уводы, и через деревню, в которой он не останавливается. Циферблаты вокруг: на вокзалах, на колокольнях и в витринах бутиков – все показывают одинаковое время, их стрелки крутятся и прыгают ежесекундно, все одновременно. Поезда, похожие на мой, отъезжают и приезжают по расписанию. И мир вертится в полном безразличии. А я тут, сижу и смотрю в окно. И вдруг ко мне приходит ощущение, от которого кружит голову, – что все это пространство принадлежит мне и что никто и ничто не сможет сделать так, чтобы меня не было тут, в этой массе железа, набирающей скорость по направлению к городу. Маленькая попрошайка сбежала. Совсем одна. И ее пока никто не ищет.
Вдруг я чувствую себя всемогущей. И благословленной.
Лос-Анджелес. Вокзал весь выложен белым кафелем, и люди кричат. Он похож на больницу, по которой движутся сумасшедшие с чемоданами. Эти люди не сворачивают с дороги и поэтому сталкиваются друг с другом. Никто не хочет мне посоветовать: нет времени. Снаружи еще хуже. В небе небывалой красоты заря нависает скоплением машин и грузовиков службы доставки. Шквалы гудков и ругани – я в жизни не слышала такого шума. Не знаю, как им удается не врезаться друг в друга.
Я ищу почтовое отделение. Район вокзала ужасен: у отелей нет названий, на улице нет тротуаров. Люди сидят на земле, прислонившись к стенам, просыпаются. Куча обломков ржавых рельс, дети, спящие на грязных покрывалах. По их лицам ползают мухи. Кажется, что они ни о чем не мечтают. А я – ни старше их, ни намного богаче. Я поднимаю голову и ускоряю шаг, не хочу этого видеть. Нет, я не закончу здесь, на улице. Утренний туман медленно рассеивается. Стало видно верхушки огромных пальм, высаженных в одну бесконечную линию, но это лишь несколько золоченых листьев под докучающим солнцем. Ничто не выглядит так, как я себе представляла. Надеюсь, что в Венеции будет лучше, в смысле – чище. На улице Сан-Аламеда я поворачиваю направо, подставляю солнцу спину. Хочется побежать. Мне нужно уйти как можно дальше на запад, к океану. Я ориентируюсь, словно в море, а все эти люди и машины со стороны кажутся водорослями и рыбами.
Гум, должно быть, уже зашел ко мне в комнату и заметил, что меня нет. Представляю, как он сходит с ума, рыщет в отеле с нарочито спокойным видом, а сам тихо паникует… Я могла бы остаться в тепле, заказала бы вафли, панкейки, а к остальному уже привыкла. Безумно странно, что неизвестности и возможному счастью мы постоянно предпочитаем ежедневные страдания и неудобства.
1530. Притворяясь, что чем-то занята, я пишу в углу почтового отделения по адресу Восточная улица, 4. Здешние служащие не обращают на меня внимания. В справочнике (а он огромен), указаны как минимум двенадцать Бресслеров, живущих в Венеции. Лишь