Дневник Л. (1947–1952). Кристоф ТизонЧитать онлайн книгу.
у меня выходил страйк, и еще двжды мне удалось сбить десяток кеглей с двух бросков. Было весело. Уморительно видеть Гума настолько неловким с шарами. У него совсем не получалось! Его шар то съезжал вправо, то влево, то Гум щемил себе пальцы. Под конец он стал ломать комедию: изображать потешного господина, который якобы отлично справляется, бросает шар нарочито элегантно, но постоянно мимо. Он так меня насмешил, что я чуть не подавилась хот-догом. И все же: ну какой из него взрослый? Как он может указывать мне, что делать, когда играет так плохо!
Когда мы вернулись после боулинга, кое-что изменилось: я больше не боюсь. Пока он пыхтит у меня ниже пояса и вздыхает, повторяя «моя Ло», «моя Лолита», я смотрю в потолок. Он, как всегда, хватает мою голову, поворачивает ее к себе, ищет мой взгляд… Попрошайка. Раньше мне было страшно, я находилась в ступоре, не понимала. Кажется, ему это нравилось. Теперь я больше не пытаюсь понять, нечего тут понимать.
Тогда он изучает меня взглядом и ищет, рыщет во мне, пытаясь вырвать эмоцию, удовольствие или боль. Ему бы хотелось проникнуть в меня и сверху, через глаза, через разум, чтобы я сказала «да», «да», чтобы я что-то из себя выдавила. Но нет, я думаю о маме, о нашей жизни до того, как он в ней появился. Я вспоминаю, как танцевала голой у зеркала в своей комнате или у того, что стояло в ванной. Эта девочка стала кем-то другим – картинкой, подружкой, которую я бросила, предала. Но я не могу по-другому.
Он надо мной, опирается на свои толстые напряженные руки, осматривает меня. Я избегаю его взгляда, концентрируя внимание на цепочке, что болтается у него на шее. С нее свисает позолоченный медальон, данный при крещении, на нем – лицо щекастого ангелочка с крылышками.
Ну и шуточки! Его крестили! Когда-то давно, в каком-то захудалом уголке Европы, священник опустил его мягкую детскую головку в святую воду и спросил, хочет ли он жить в мире и во Христе, отказывается ли он от дьявола и его деяний. Крестный отец пообещал за него: да, отказываюсь! И вот он тут, надо мной, он предал своего ангела. Лучше бы священник утопил его тогда или придавил его мягкий череп своим большим пальцем. Мама была бы жива, и я не стала бы заложницей.
Гум ничего от меня не получит, ни в Роббинсвилле, ни где-то еще, ничего, кроме моего принужденного тела. Я чувствую, что он хочет трахнуть кого-то или потрахаться с кем-то. Но только не со мной. В эти моменты я никто, только кусок мяса, в котором он один и в котором всегда будет один. Я делаю глаза мертвой рыбы, пустые и бездушные, дожидаясь, пока он закончит. Я его несдержанное обещание, пропасть, где он пропадет, бездонная дыра.
Моторная лодка, подпрыгивая, перескакивает через маленькие волны, она кажется счастливой, а с ней и я. Гум снял ее на день, когда мы приехали на этот берег Джорджии. Я настояла: или так, или я продолжу дуться.
Мужчина, который ведет корабль, – русский, из белых. Он говорит и поет по-русски, а еще знает принцесс, скрывающихся в Калифорнии. Моя рука болтается в воде вдоль корпуса лодки, то и дело я брызгаю водой себе на лицо