Сибирские рассказы. Геннадий ГончаровЧитать онлайн книгу.
попрут, как собаку из церкви. А там и рапорт об отставке предложат подать «по собственному желанию», как принято в нашей системе.
Подкрепившись пельменями и просушив портянки, подались мы по ряжу до вершины пади Нижняя Глубокая. Спустились по ней на берег Шилки и пошли в Усть-Онон, старинное село, лежащее на стрелке, где сходятся реки Онон и Ингода.
В лицо дул сводящий скулы ветер хиуз, который местные жители в насмешку называли бомбеем. Кто и почему дал такое название – неведомо. Не иначе как в порядке юмора: наш лютый холод мечтали сменить на южный зной… Сохранилось это название ещё с царских времён.
Преодолевая хиуз и отворачивая от него лица то вправо, то влево, добрались до деревеньки и зашли к нашему товарищу по охоте и рыбалке Илье Беспрозванному.
За чаем с шаньгами поведали о своих неудачах. Илья выслушал, а потом и говорит (да так уверенно):
– Это Синявка, паря, вам такую напасть устроила. Не иначе как она. У неё, как и у отца-покойничка, накованный глаз. Тот, бывало, поглядит на человека али на скотину, да хошь на кого – сглазит. Позалонись[7], когда ён ишшо жив-то был, сосед его чуваш ворота открыл. А ён посередь дороги стоял и глаза-то во двор чувашу давай пялить. А через день у этого чуваша поросёнок возьми да и сдохни. Вот ведь чо музган натворил!.. Ежлив у меня поросилася чушка, то я его гонком гнал от самых ворот, не пускал во двор-то, чтоб от его изуроченья поросята не передохли. И дочь его така же. Не зря её прозвали Синявкой. А ишшо у ей была тётка, котора жила в Кироче, покуль там же и не померла. Люди про неё баяли, что она была ересница, то бишь колдовка. Так она чо вытворяла-то?.. В ночь на Ивана-травника оборачивалась собакой и бегала по суседским дворам, на коров порчу наводила. Да так, что те начинали с кровью доиться, коровы-то. Вот ведь каки были дела!..
Тут Вена постучал себе по лбу кулаком и говорит:
– И как же я ране-то не допёр, в чём дело?.. Ведь она кажный раз встречала нас в переулке то с тазом с золой, то с ведром с помоями и подолгу смотрела вслед! Да не столь на нас, сколь на ружья.
– Вот-вот, – поддержал Илья, – тут она вам и подстроила свои козни. Навела порчу, едри её в корень. Короче говоря, ребята, вы теперя нарисуйте её морду на берёзе и расстреляйте. И обязательно в глаза. Должно сработать. Не раз проверено на моей памяти.
Поблагодарив Илью за чай и за совет, мы подались на станцию. На выходе из переулка я оглянулся. На крыльце своего дома стояла Синявка и смотрела нам вслед. У меня заныло под ложечкой, и впервые в сознательной жизни я поверил в некоторые предрассудки…
В следующий раз мы пошли на охоту, когда стоял февраль-бокогрей.
По утрам было 25-30 градусов мороза, а днём ослабевало до 20. Усть-Онон обошли по Ингоде, чтобы не попасть на глаза Синявке. По тропе в пади Чортовая поднялись на ряж и по нему быстро дошли до Третьего лога, где стояло наше зимовье.
Растопили печь, заготовили на ночь дрова. На толстой берёзе древесным угольком нарисовали женское лицо с большими глазами. Выстрелили по разу с двадцати шагов.