Лаура. Дмитрий Ч.Читать онлайн книгу.
вот эта еще запись с условной датировкой 1706 годом: «Умре»… Так или иначе, но село, в которое я держал путь, и сегодня называлось в честь этого отставного стольника, а может быть, и его служивого отца или деда, был же он Чирковъ сын…
Село называлось Чирково: «село Ивановское, Чирково тож». Отец мой в самой ранней юности приезжал сюда летом вместе с братом и своими родителями, моими дедом и бабкой, к их родителям, моим прадедам. Мои корни по отцу были с неизвестных времен отсюда, и хоть мы и не упоминаемся ни в каких боярских списках, поскольку были обычными крестьянами, но запись и о наших предках, полагаю, была хранима здесь сначала в старой церкви, ведущей свою историю от 1779 года, много раз перестраивавшейся и в один год спасшейся от большого пожара, бывшего в селе, потом в новой, построенной здесь и освященной в самый последний год царской власти, за год до рождения моего деда Петра Никитовича…
Тогда сюда добирались на лошадях от железнодорожной станции в Лунино по проселочным и полевым дорогам. В связи с этим вспомнился мне один факт.
Мой дед большую часть жизни увлекался фотографией, фотографические карточки хранились у него в кабинете в шкафу в коробке от патефона. Там они лежали стопками. У меня был свободный доступ к этому архиву, и я часто смотрел эти фотографии, перебирал их, когда гостил у них один, без своих двоюродных братьев, то есть когда не было шумной компании и игровых идей и я мог заняться созерцанием, мыслями, тогда непонятными еще и для меня самого. Когда открывалась эта коробка, оттуда доносился запах фотографий, старинных денег (тоже хранившихся там) и чего-то еще, напоминающего книги. Мне кажется, этот запах добавлял просмотру фотографий еще более значимости и интереса, как бы посвящая меня в какие-то тайны того, что на них было запечатлено. Помню, меня всегда поражала там серия фотографий похорон брата моей бабки, который перед Новым годом, задержавшись по делам в Лунино, выехал поздно домой и, быв выпившим, заснул по дороге на повозке, а лошадь сбилась с пути, и он замерз.
На этих фотографиях, черно-белых, он лежал в гробу, вокруг стояли родственники, а его лицо, мертвенно-бледное, было покрыто темными пятнами. Тема смерти тогда впервые в жизни открылась для меня: жуткими, непонятными чувствами и мыслями.
С этими мыслями и воспоминаниями я доехал до села Михайловка. Это была достаточно большая деревня, во времена детства моего деда имевшая единственную школу в округе, в которой он и учился. Он мне рассказывал, как ребенком ходил по полю вдоль речки Ломовки в школу, по дороге играя в свои детские игры. Зимой посещение школы было более стабильным, в период посевной и сбора урожая приходилось часто пропускать занятия, помогая по хозяйству. Сейчас от Михайловки до Чирково есть асфальтовая дорога, на которую я повернул.
Пока подъезжал, сердце начало сжиматься, как будто ожидая чего-то особенно важного. В самом деле, все эти прошлые рассказы деда о своем детстве, все это представление российской глубинки, деревни мною, ребенком,