Хочу увидеть твои глаза. Кучкар НаркабилЧитать онлайн книгу.
из «мальчиков на побегушках», не видевших ничего, кроме штаба. Им ведь все равно. Они готовы умереть, лишь бы не выйти в бой, не брезгуют никакой работой в части, лишь бы не воевать. Поэтому этих бесстыжих справедливо называют «штабскими курицами». Иначе бы они не были такими чистоплюями. Эти упитанные белоручки вдоволь спят, чисто одеваются, никогда в жизни не стреляли из автомата. Попробуйте сказать им, что они выйдут в бой, так они тут же наложат в штаны. Но они раньше всех в части слышат обо всех тайных приказах и заданиях. В отношении простых солдат они держатся высокомерно и благодарят Бога за то, что на войне им не приходится воевать. Солдаты некоторых из них ненавидят, потому что, не выходя из штаба, они каким-то образом носят на груди «Красную звезду» или «За отвагу». А ведь они приписывали себе заслуги солдат. Ясно, что эти награды предназначались для ребят, геройски воевавших на войне. И никто ни о чем не спросит, ибо, если ты воюешь в Афгане, то непременно должен быть героем. Э-эх, всюду бардак. Даже среди военных нет справедливости. Даже на войне они лгут друг другу.
У меня не было желания заходить в модуль, и ничто меня сейчас не могло бы отвлечь. Я чувствовал себя настолько жалким, что никого не хотел видеть. Вот бы сейчас оказаться в пространстве, где никого нет! Ничто не может помочь человеку, который жалок самому себе. Если бы меня сейчас спросили, чего я хочу, я бы точно не знал, что ответить. Потому что я был разбит. Я ненавидел всё и вся: и жизнь, и себя. Мне все надоело. Для того, чтобы показаться на глаза Лилии, я должен был полюбить себя, морально подготовиться к такой встрече. Если человек почувствует, что он исчез, и поверит в это, то он поймет, что лишился многого. Ладно, допустим, и что я ей скажу? Кривляясь, буду мямлить, что, мол, завтра я выхожу в бой? Попрошу у нее снисхождения и буду ласкаться? Как? Ведь я уже разорен изнутри!
Возвращаться было трудно, но я должен отдохнуть в казарме, ведь завтра тяжелый путь.
В казарме не стихал шум. Солдаты, устроившись группами по углам, кушали, курили. Другие готовились к бою. Сборы новых призывников продолжались до сих пор. Они клали в рюкзаки все, что под руку попадалось. Были слышны шутки, мат, а иногда из одной стороны казармы в другую летели кирзовые сапоги. Кто-то громко матерился, в это время поднимался смех. Многие, наклонившись над тумбами, строчили письма домой. Это была такая традиция – перед боем писать близким.
Я написал матери и лег спать. Завтрашний день беспокоил меня сильно. Я не мог заснуть. Я превратился в человека, колеблющегося между жизнью и смертью. Я был обречен на то, чтобы грезить и страдать. Хотелось бы знать: мои соратники по оружию, которые дышат вместе со мной в этой казарме (и, возможно, будут ранены завтра вместе со мной или погибнут) – они так ли мучаются, как я, не понимая себя? Интересно, если человек чувствует приближение смерти или беды, он попадает в мое положение? Ведь раньше у меня никогда не было такого состояния. Я встал и принес из оружейной толстый бронежилет, положил его в изголовье кровати. На всякий