Лакомый кусочек. Маргарет ЭтвудЧитать онлайн книгу.
двадцать шесть, – горестно ответил он.
Я заметно вздрогнула, словно его голос нажал на невидимую педаль газа во мне, и я скороговоркой выдала приветственный текст о том, что я представляю маркетинговую компанию «Сеймур сёрвейз» и что мы ничего не продаем, а помогаем улучшать качество продукции, и я хочу задать ему пару несложных вопросов о том, сколько пива он обычно выпивает за неделю, а сама при этом размышляла, что, судя по его виду, он ничего не пьет, кроме воды, и ест только корку хлеба, которую ему кидают в клетку, где он сидит на цепи. Но он вроде бы отнесся к моим словам с сумрачным интересом, с каким любой бы отнесся к дохлой собаке, и я поспешно протянула ему карточку со шкалой еженедельного потребления пива и попросила выбрать цифру. Он с минуту изучал карточку, потом перевернул оборотной стороной и посмотрел, но там было пусто, и тогда он закрыл глаза и произнес: «Номер шесть».
Это соответствовало объему потребления от семи до десяти бутылок пива в неделю, достаточно много, чтобы задавать ему вопросы из опросника, о чем я и сообщила.
– Тогда входи, – сказал он.
Переступив порог его квартиры, я ощутила укол тревоги, но дверь с деревянным стуком уже захлопнулась за моей спиной.
Мы оказались в не очень большой гостиной в форме правильного квадрата: за проемом в одной стене виднелась кухонька, а от другой стены начинался коридор, ведущий к спальням. Жалюзи на довольно маленьком окне закрыты, отчего комната как бы купалась в сумерках. Стены, насколько можно было судить в полумраке, белые и голые. Ни фотографий, ни картин на них не висело. Пол застлан хорошим персидским ковром с узором в виде крупных завитков и бутонов коричневого, зеленого и пурпурного цветов, куда более приятным на вид, чем ковер в гостиной нашей домовладелицы, доставшийся ей по наследству от дедушки. Вдоль одной стены тянулся книжный стеллаж – из тех самоделок, которые мастерят из досок и кирпичей. Кроме стеллажа обстановку гостиной составляли три старинных мягких кресла, одно плюшевое, багровое, другое обитое бледно-зелено-голубым штофом, а третье выцветшего пурпурного цвета. Возле каждого стоял старинный торшер. И все пустые поверхности в комнате были завалены листами бумаги, блокнотами, раскрытыми и закрытыми книгами с торчащими из них карандашами и бумажными закладками.
– Ты здесь один живешь? – спросила я.
Он остановил на мне скорбный взгляд.
– Это зависит от того, какой смысл, – нараспев произнес парень, – ты вкладываешь в слово «один».
– Понятно, – вежливо отозвалась я. И прошлась по комнате, стараясь создать у него впечатление беспечной бойкости, при этом довольно неуверенно лавируя между креслами, торшерами и кучами бумажного барахла на полу. Я направлялась к пурпурному креслу – единственному, не заваленному ворохом бумаг.
– Там нельзя сидеть, – с упреком произнес он за моей спиной. – Это место Тревора. Ему не понравится, что ты заняла его кресло.
– А… Тогда на красном можно?
– Ну, в нем Фиш сидит, – сказал он, – но он не будет