«Телефон доверия» и другие рассказы. священник Александр ДьяченкоЧитать онлайн книгу.
верующим или нет, ходил он в церковь, молился или только и делал, что попов ругал. Мы, церковники, стали таким внешним традиционным дополнением к началу и концу человеческой жизни.
Сперва добрые мамины руки приносят в храм маленькую душечку и крестят, во имя добра. Душа становится способной впитывать и удерживать в себе Божественные энергии, чтобы, напитавшись ими, подобно спелому колосу, созрев для вечности, вселиться в небесные обители. Но происходит-то как раз наоборот. Душу подготовить – подготовили, а питать ее никто и не собирался.
Живет крещеный человек, кормится непонятными духовными суррогатами, от которых его душа потихонечку подготавливается для ада. И уже несозревший колос вплывает в храм на руках любящих его детей. И так и не распустившийся и не давший плода цветок спешно закапывается в землю руками, как правило, узбеков или таджиков. Внешние традиции мы усвоили, а главному учиться так и не стали.
Помню, пришел в один дом на отпевание еще совсем не старого мужчины. Народ уже собрался и толпился на выходе. Все было готово к выносу тела, ждали только священника.
Захожу и вижу такую картину: мать, жена усопшего и другие женщины – мужчин нет, мужчины слабее женщин и поэтому бегут от запаха смерти подальше – сидят вокруг гроба и, не поверите, вслух разгадывают кроссворд. Я оторопел: вот так цинизм! Первым желанием было обличить и уйти, но сдержался. Внимательнее всмотрелся в лица женщин, а они от горя аж черные. И понял, что если бы не нашли они для себя хоть какого-то стороннего дела и остались со своей бедой один на один, то просто сошли бы с ума. Они не умели молиться, не знали о вечности, а значит, потеряли любимого человека раз и навсегда, а потому утешительной соломинкой стала для них эта книжка с кроссвордами.
Многого раньше я не понимал. Помню, при схожей ситуации отпевал на кладбище летом человека, привезенного издалека. Лето, жарко, в храме отпевать невозможно.
Пока отпевал, дети покойного, люди еще совсем молодые, плакали в голос. Глядя на них, даже взрослые мужики украдкой смахивали слезу, и у меня, грешного, в горле запершило. Однако вскоре, пропев заключительное «Со святыми упокой…», принялся скручивать цепочки кадила, чтобы уложить его в требный саквояж. И внезапно, словно по чьей-то команде, это проявление чувств резко прекратилось.
Дети усопшего шумно и по-деловому схватились за сумки, достали из них заранее заготовленную водку с закуской и так же дружно, как плакали, стали поминать. Через минуту зазвучали отвлеченные разговоры, а потом я услышал, как кто-то засмеялся.
Помню, как дочка покойного заправски отшвырнула пустую бутылку из-под газировки в кучу с мусором, стихийно образовавшуюся на месте чьих-то заброшенных, хотя и относительно свежих могил. И единственным, у кого все еще продолжало першить в горле, похоже, остался только батюшка.
Через секунду я уже убегал с кладбища, лишь бы оказаться подальше от народа, жующего и смеющегося рядом с могилами. Хотя они предлагали подождать несколько минут, а после трапезы подкинуть меня до храма. Нет, куда угодно,