Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]. Анджей СапковскийЧитать онлайн книгу.
![Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский](seximg_read95981.jpg "Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный] - Анджей Сапковский")
разглядывает его.
Он проклял свою глупость.
Служанка вернулась.
– Мало уже нас осталось на этом свете, – буркнула она, делая вид, что протирает стол, – чтобы я дала тебе пропасть, сынок.
Она задержала руку, и Рейневан заметил на ее мизинце калужницу вроде тех, что были на гексе, и повязанную таким образом, чтобы желтый цветок служил как бы драгоценным камнем перстня. Рейневан вздохнул, непроизвольно коснулся собственного навенза – сплетенных узлом и всунутых за ворот куртки стеблей молочая, зубчатки и кмина. Глаза женщины вспыхнули в полутьме. Она кивнула головой.
– Я приметила, как только ты вошел, – шепнула она. – И знала, что они охотятся именно за тобой. Но я не дам тебе помереть. Мало нас на земле осталось, и если мы не станем помогать друг другу, то изведемся вконец. Ешь, не подавай вида.
Он ел очень медленно, чувствуя, как мурашки бегают по спине под взглядами людей в углу. Женщина погремела сковородой, крикнула кому-то в другой комнате, подбросила огня, вернулась. С метлой.
– Я велела, – шепнула она, подметая пол, – отвести твоего коня на гумно, за хлев. Когда начнется, убегай через ту вон дверь, сзади, за рогожей. За порогом будь осторожнее. Возьми это.
Все еще как бы подметая, она подняла длинный стебель соломы. Незаметно, но быстро завязала на нем три узелка.
– Обо мне не думай, – шепотом развеяла она его сомнения. – На меня никто не обратит внимания.
– Герда! – крикнул трактирщик. – Хлеб пора вынимать! Шевелись, няха.
Женщина отошла. Сгорбившаяся, серо-бурая, никакая. Никто не обращал на нее внимания. Никто, кроме Рейневана, которого она, отходя, одарила горящим как головня взглядом.
Четверо за столом в углу пошевелились, встали. Подошли, звеня шпорами, хрустя кожей, скрипя кольчугами, опираясь пятернями на рукояти мечей, кордов и баселярд. Рейневан снова, на сей раз еще крепче, мысленно отругал себя за недоумство.
– Господин Рейнмар Беляу. Вот, парни, сами видите, что значит ловческий опыт. Зверь, как полагается, загнан, логово, как полагается, обложено, еще немного везенья – и не быть нам без добычи. А сегодня нам и впрямь повезло.
Двое встали по бокам, один слева, другой справа. Третий занял позицию за спиной Рейневана. Четвертый, тот, который «держал речь», усатый, в плотно усеянной плитками бригантине[89], встал напротив. Затем, не дожидаясь приглашения, сел.
– Ты не станешь, – не спросил, а скорее отметил он, – сопротивляться и устраивать тарарам? А, Беляу?
Рейневан не ответил. Он держал ложку между ртом и краем тарелки, словно не зная, что с ней делать.
– Не станешь, – сам себя заверил усатый тип в бригантине. – Потому как знаешь, что это глупо. Мы ничего против тебя не имеем, просто еще одна обычная работа. А мы, чуешь, привыкли работу себе облегчать. Начнешь дергаться и шуметь, так мы тебя сразу же сделаем послушным. Здесь вот, на краешке стола, сломаем тебе руку. Испытанный способ. После такой операции пациента даже связывать не надо. Ты что-то
разновидность простых доспехов в виде кожаной куртки, густо покрытой металлическими пластинами.