В дни мировой войны. Мемуары министра иностранных дел Австро-Венгрии. Оттокар ЧернинЧитать онлайн книгу.
мысли. Мне кажется, что не было правителя, одушевленного доброй волей, подобной его. Он жил исключительно ради своего призвания, как он его понимал; все его помыслы и интересы вращались вокруг Германии. Семья, развлечение, удовольствия – все отступало у него на задний план перед мыслью возвеличить и осчастливить германский народ, и если бы для великих дел было бы достаточно одной доброй воли, то император Вильгельм совершил бы их все.
Но его с самого начала не понимали. Он говорил речи, делал заявления и жестикулировал с целью убедить не только своих слушателей, но и весь мир, – и как часто он этим отталкивал от себя! Но он никогда не отдавал себе отчета о впечатлении, которое он в действительности производил, – по той простой причине, что его систематически обманывали, и не только окружающие его в более тесном смысле, но и весь германский народ. Сколько миллионов людей, сегодня посылающих вслед ему одни только проклятия, готовы были преклониться перед ним до земли, когда он являлся во всем блеске своего величия! Как много людей испытывали блаженство, если на них случайно падал взгляд императора, а между тем они, вероятно, и сейчас не понимают, что сами виноваты в том, что показывали императору мир, которого нет, и направляли его по пути, по которому он бы сам не пошел.
Хотя, конечно, нельзя отрицать, что вся натура Вильгельма II была особенно восприимчива к такому отношению к себе германского народа и что монарх, менее талантливый, менее живой, менее красноречивый, а главное – менее преисполненный потребности всюду выступать самому, был бы лучше предохранен от яда популярности.
Я случайно имел возможность наблюдать императора Вильгельма в один из важнейших моментов его жизни. Я встретился с ним у одного друга в те знаменитые ноябрьские дни 1908 года, когда в рейхстаге разразились бурные сцены против императора Вильгельма и когда тогдашний государственный канцлер князь Бюлов публично почти что отказывался от него. Хотя с нами, далекими и чуждыми ему гостями, он обо всем происходящем не говорил, но сильное впечатление, произведенное на него берлинскими событиями, было очевидно. У меня было чувство, что передо мною стоит человек, который с ужасом, с широко раскрытыми глазами в первый раз в жизни смотрит на мир, каким он есть. Он впервые увидел грубую действительность, и она казалась ему уродливой гримасой. Быть может, в первый раз в жизни он почувствовал легкое колебание, пошатнувшее на мгновение его престол.
Он слишком скоро позабыл урок. Если бы громадное впечатление, продержавшееся тогда несколько дней, было бы более устойчивым, оно, может быть, спустило бы его с эмпиреев, где он витал по воле окружающей его среды и народа. Может быть, он попытался бы ступить на землю твердой ногой. И, наоборот, если бы германский народ чаще вступал с императором в аналогичную схватку, он бы смог его излечить.
В тот вечер произошел небольшой инцидент, характерный для отношения к императору некоторых окружающих его лиц. По дороге в Берлин я имел