Асы немецкой авиации. Йоганн МюллерЧитать онлайн книгу.
пилотами были Гейнц Шмидт, чей дед и бабка действительно были депортированы некоторое время назад. Я думаю, его мать все еще живет в Бад-Хомбурге, но я не помню деталей. Я сказал Мильху: «Все прекрасно знают, как тяжело воевать в России. А тут еще гестаповцы ждут, когда ты приземлишься, чтобы утащить на допрос». Я сказал, что Шмидт имеет Рыцарский крест и позднее получит Дубовые Листья. Я летал вместе с ним во время Битвы за Англию, он долгое время служил в JG-52 и сейчас командовал 6-й эскадрильей. Он был хорошим летчиком и не заслуживал всего этого. Я знал, что это какая-то ошибка. Мильх спросил меня о деталях, и я рассказал все, что знал.
Мы только что приземлились на своем аэродроме после вылета. Мы провели очень тяжелый бой против большого количества Яков и потеряли двух летчиков. Это было в самом начале битвы за Сталинград. Шмидт оправлялся после вынужденной посадки и должен был вернуться к нам через несколько дней. Но другой летчик, имени которого я не помню, погиб, когда взорвался его истребитель. Я насчитал десяток дырок в своем истребителе. Мы сбили, как я думаю, 11 вражеских самолетов. Едва мы уселись на заднее сиденье штабного автомобиля, как нам сказали, что гестапо желает с нами переговорить.
Надо сказать, что все были просто взбешены – Крупински, Ралль, Граф, Илефельд, Храбак, фон Бонин, Баркгорн, Гриславски. Чем больше мы говорили об этом, тем сильнее становилась злость. Нужно сказать, что в то время эскадрой временно командовал Илефельд, Храбак вернулся позднее после временного командования JG-54.
Когда мы встретились с гестаповскими клоунами, мы были пьяны, так как праздновали награды, которые вручил фон Бонин нескольким пилотам. Летчики болтали с приятелями из других групп. Нескольких из нас отозвали в сторону и начали расспрашивать о Шмидте и летчике, который погиб в этом бою.
Я не знаю, чья это была идея, и не помню, почему мы это сделали. Однако мы все дружно начали мочиться на заднее сиденье автомобиля. Стояла ранняя осень, было еще тепло, но двери немедленно закрыли, и стекла были подняты. Я уверен, что еще пару дней автомобиль ужасно вонял. Ну а мы хранили все это в тайне, никто не сказал ни слова. Через пару дней, когда я сидел в своей палатке, то услышал длинный заряд ругани. Двое гестаповцев забрались в свою машину, и, мне кажется, наша моча произвела нужный эффект. Они с подозрением осматривали собравшихся вокруг летчиков, которые знали, что произошло, а некоторые сами в этом участвовали. Над ними смеялись буквально все. Они помчались с жалобой в штабную палатку и имели разговор с Илефельдом и Храбаком.
Мне рассказали о беседе с гестаповцами час спустя. В действительности меня допрашивали, как и всех остальных, в том числе Илефельда и Храбака. Я сказал им, что все происходящее – настоящий позор, и добавил, что они наверняка найдут негодяев, так жестоко оскорбивших наших друзей из гестапо. Прозвучало резко. Храбак усмехнулся и сказал: «Не валяй дурака. Меня совершенно не волнует кучка сопляков, нассавших им в машину. Но мне интересно, кто же там насрал