Среди погибших не значатся. Николай ТоманЧитать онлайн книгу.
после обеда.
Воспользовавшись этим, к концу дня в монтажную заходят Нефедов и Горностаев. Огинский торопливо насыпает в голенища их сапог измельченную в порошок взрывчатку. Горностаев просит дать ему еще и капсюли, но Огинский энергично возражает:
– Вы что, тоже в сапоги их сунете? Не понимаете разве, что взлетите на воздух, если только хоть один из капсюлей будет помят? Нет уж, капсюли в другой раз, и то лишь в том случае, когда придумаете более оригинальный способ для их переноски.
– Я могу и как Азаров… – совершенно серьезно предлагает Горностаев.
– Азаров – человек, которому благоволит фортуна, – улыбается Огинский. – Ему все удается, а вы непременно перекусите гильзу капсюля или проглотите ее.
Едва они уходят, как в монтажной появляется капитан Фогт, хотя обычно он редко заходит сюда в конце работы. Снаружи в это время раздается команда унтер-фельдфебеля Крауза «Раус!», призывающая военнопленных выходить из мастерских и строиться для отправки в лагерь.
– А вы задержитесь, – мрачно произносит Фогт, кивая в сторону Огинского. – Я предупредил Крауза, чтобы он отвел команду без вас.
У Огинского начинает тревожно биться сердце. Гауптштурмфюрер смотрит на него долгим, изучающим взглядом.
– Так вы, значит, еврей? – произносит он наконец скорее удивленным, чем возмущенным голосом.
Огинский молчит, с ужасом чувствуя, как лоб его покрывается испариной.
– Хорошую же шуточку вы со мной сыграли, – не дождавшись его ответа, продолжает Фогт. Он говорит теперь с Огинским по-немецки, нормальным человеческим языком, а не тем ломаным, похожим на издевательство над русской речью, каким гауптштурмфюрер изъясняется обычно с пленными. – Мало того, что вы скрыли свою национальность, вы еще втянули меня в эту авантюру с детонацией минных полей. Почему молчите?
А Огинский все еще не произносит ни слова, будто потерял дар речи. Но не от страха. Просто ненависть к этой скотине парализовала вдруг его. Если бы речь шла только о нем, Огинском, лучшим его ответом был бы, конечно, плевок в рожу этому фашисту.
– Почему скрыли свое еврейское происхождение, я вас спрашиваю? – повышает голос Фогт. – Почему числитесь по документам русским?
– Потому что мой отец действительно русский, – произносит наконец Огинский, понимая, что не имеет права давать волю своим чувствам. Ведь его судьба тесно связана с судьбою его товарищей.
– А мать? Мать ведь у вас еврейка!
– Да, моя мать еврейка, – спокойно подтверждает Огинский, – но по законам нашей страны сын может считать своей национальностью национальность любого из своих родителей.
– Законы вашей страны не распространяются, однако, на Германию! – уже орет взбешенный гауптштурмфюрер. – А по нашим, немецким, законам вы считались бы евреем даже в том случае, если бы в вашем роду еврейкой была одна только ваша прабабушка. Вы понимаете теперь, в какое положение ставите меня перед моим начальством? Как я им объясню, что доверился еврею?
– А