Пикинг. Владимир СафроновЧитать онлайн книгу.
средних городских расценок.
Месяца три мы с Муховским не виделись. Затем он внезапно позвонил и сказал, что едет ко мне, я даже не успел ничего спросить. Костя ввалился сияющий, как новогодняя елка. Он, оказывается, уже довольно давно вел работу по созданию аудиодиска со своими песнями. Все происходило в частной питерской студии и до поры до времени держалось от всех в секрете (кроме Эллы, как спонсора, конечно). И вот наконец готов был мастер-диск, который теперь предстояло тиражировать, но не хватало малого: обложки. Мне была уготована честь разработать дизайн на компьютере, причем немедленно. Я сразу понял, что отказаться не получится.
Мастер-диск Муховский привез с собой. Его дебютный альбом назывался скромно: «My Way. The Best of Mukhovsky». Костя пояснил, что у него есть виды на международное признание. Содержание диска шокировало – как подбором текстов, так и общим художественным уровнем подачи. Даже опытный мастер сведения не смог до конца сгладить ужасное впечатление от безбожно фальшивящего Костиного голоса. Выбор наставника по вокалу все-таки был опрометчивым. Я нашел в себе силы прослушать все от начала до конца и еще бо́льшие силы – одобрительно кивать и в нужных местах поднимать вверх большой палец: Костя бдительно следил за моей реакцией.
Оказалось, на диске присутствуют и незнакомые мне доселе произведения. Основным музыкальным аккомпанементом являлась компьютерная фонограмма с душераздирающим «тыц-тыц». Костин рьяный гитарный бой присутствовал лишь на паре треков, причем был гуманно задвинут звукооператором на задний план. Вначале Костя мило картавил под три аккорда про уже знакомый пупик у пупсика, причем припев исполнялся в сопровождении повизгивающего женского бэк-вокала. Это была уже практически классика. Потом закономерно шли страдания про любовь на час, в музыкальном отношении сильно напоминавшие одну песню Раймонда Паулуса. Третий трек повествовал о непрерывном и мучительном творческом процессе. Причем процесс протекал, видимо, где-то в тропиках:
Когда просыпаюсь,
Солнце нещадно палит,
А мозг неустанно
По-прежнему что-то творит.
Дальше шел трагический хэви-метал про пресловутый обух и могильный крест, а вслед за ними – ипохондрическая баллада в стиле раннего Байрона:
Я исковеркан жизнью той,
До бесконечности пустой.
Мои потухшие глаза
Устала посещать слеза.
Следующее творение отражало, по-видимому, период гедонизма, но с проблесками гностицизма. По форме это был как бы романс.
За горизонт звезда скатилась,
И я налил стакан вина.
Есть в этом мире божья милость,
А остальному грош цена.
Вслед за этой песней шел странный трек, по музыке напоминавший комсомольский марш, но слова, казалось, почерпнуты из религиозно-философского трактата:
Что наша жизнь? Теченье дней.
Не ожидаешь