Билет в плацкартный вагон. Лариса ДенисоваЧитать онлайн книгу.
иди, а я постою и посмотрю тебе вслед. Иди, не оглядывайся, – с ласковой улыбкой по-матерински сказала Елена Георгиевна.
– Я хотела вас проводить обратно… до вашего корпуса.
Елена Георгиевна отрицательно мотнула головой в ответ. Я не стала возражать и пошла прямо по дорожке к выходу, к воротам. У самых ворот я всё-таки не выдержала и оглянулась. Она по-прежнему стояла на том же месте, где мы только что простились. Елена Георгиевна махнула мне рукой так же, как она это всегда делала из окна своей кухни. И я ей в ответ тоже несколько раз махнула, как в прежние времена, и взглянула на неё весело, хотя мне было не до веселья. Это было единственное, что мы могли: чудовищная машина была уже кем-то запущена… остановить её ни у меня, ни у неё не было сил и средств.
За больничной оградой шла кипучая городская жизнь. Дзинькали неповоротливые трамваи, ревели и неслись наперегонки, задыхаясь от важности, автомобили по широким ухоженным улицам. Где-то, сбившись в кучу, чирикали, замаскировавшись в кустах, воробьи. Прохожие в бешеном темпе неслись куда-то, словно боясь, что их кто-то обгонит. Всё было – как всегда.
А вот те люди, которые не успели или не сумели включить все свои силы, чтобы двигаться в заданном для всех ритме города, те, кто в силу своего здоровья, возраста или каких-либо прочих причин оказался за больничной оградой, в тех мрачных, несмотря на яркое искусственное освещение, сиротских больничных покоях, – они были вынуждены временно или навсегда оставаться в них. И они смотрели на жизнь как бы со стороны, словно неровные буквы, написанные небрежно плохим учеником за полями школьной тетради.
Последние мучительные дни перед своей операцией Елена Георгиевна не испытывала никаких чувств жалости к прошлой своей жизни… и, наверное, как и у всех, недосказанной. Тем паче у неё не было никаких угрызений совести за те ошибки, которые пришлось совершить ей. Она была уверена, что за них она уже сполна расплатилась. Она сама чувствовала, как очерствело и покрылось коркой всё внутри у неё. Всем её существом овладел животный ужас, который испытывают приговорённые к смерти. Она задавала себе вопрос: хватит ли у неё сил на это испытание, ведь ей уже исполнилось восемьдесят два года. Ей не хотелось выглядеть жалкой, ей хотелось сохранить человеческое достоинство. За несколько дней до операции она совершенно отказалась от еды. Она даже не могла лежать и сидела у себя на койке, глядя на всех и на всё окружающее её спокойным обречённым взглядом. Единственным желанием у неё было, и об этом она сказала мне при последней встрече: «Хочу тихо умереть дома, в своей квартире». Знала ли она, догадывалась, что именно её квартира, стоящая тогда шесть миллионов, является главной причиной её боли и смерти.
Молодые, энергичные, уверенные в себе, рациональные, предприимчивые людишки, совершенно глухие и слепые к страданиям конкретного человека, преступно корыстные, цинично жестокие, живущие по общим бандитским примитивным схемам, давно уже приглядели её квартирку и поделили между собой миллионы за её будущую продажу. Собрав все сведения, они постепенно