Билет в плацкартный вагон. Лариса ДенисоваЧитать онлайн книгу.
таких завтраков. Она готовила их только для гостей и для своего мужа. Себе она отказывала во всём, но особенно в еде. Тарелка серой овсяной каши с ложкой сухой детской смеси, заменявшей молоко, – таким был её завтрак.
У тёти Лены было всего два украшения, которые можно считать ценными: серебряные серьги с фиолетовыми камушками в почерневшем узоре и часы-медальон с позолотой на корпусе. Однажды Елена Георгиевна торжественно вручила мне медальон в подарок на день моего двадцатипятилетия. Я была настолько рада, что с эгоизмом молодости легко приняла его. Иногда я надевала медальон по торжественным случаям, но чаще, почти всегда, клала его в карман и доставала по необходимости, легко потянув за цепочку.
Последний год перед её уходом я, как нарочно, навещала её редко, словно что-то мешало мне. Да ещё, как обычно, получила урок за что-то от Елены Георгиевны. В то время ни на работе, ни в личной жизни, как говорится, не клеилось, пошла полоса неудач. Но всё равно я как-то раз пришла проведать её. Сначала я не заметила перемен. Худенькая, сухая, по-матерински суетливо заботливая тётя Лена казалась прежней, какой я её знала десятки лет. Улучив момент, она подвела меня к окну и заглянула пасмурно мне в глаза, произнесла слабым голосом, но сухо: «Скоро я ложусь в больницу. Жду, когда освободится место… Я не хочу, но меня заставляют». Она сделала паузу, ещё пристальней взглянув на меня, как будто молча спрашивала: понимаю ли я всё до конца? Потом добавила: «Чувствую, что оттуда я уже не вернусь».
Она говорила очень тихо, почти шёпотом, боясь, что нас кто-то может услышать. Поражённая этим сообщением, я ощутила, как холод одиночества ледяными пальцами сдавил моё горло, боль от предстоящей утраты кольнула в сердце. Мне казалось, что кто-то собирается вырвать у меня всю мою прошлую хорошую жизнь, ни на грамм не пощадив меня. В этот самый момент в окно заглянуло холодное ослепительно яркое зимнее белое солнце, и я, словно прозрев, увидела жуткие перемены на лице моей бедной тёти, говорящие о тяжёлой болезни. Теперь и у меня не было сомнений, что это был конец.
Наступила весна. Елена Георгиевна уже несколько месяцев находилась в больнице. Я приехала навестить её. Отыскивая нужный больничный корпус, углубилась в заросли редкого боярышника, что рос в больничном городке. Всё вокруг зеленело и готовилось к цветению. Было, как и положено для данного места, очень тихо и уныло, и вновь оживившая после зимы растительность не радовала меня, как прежде, своим неутомимым желанием вечной жизни. В этой застоявшейся непроницаемой тишине зацокал совсем рядом со мной на ветке осторожный, но всё же беспечный соловей. С минуту я прислушивалась к его голосу и узнала знакомые нотки. Сразу возникла ассоциация: мне припомнилась жирная с блеском просёлочная дорога, что пролегла по чернозёму у сельского погоста и шла рядом с пашней. Живой изгородью рядом с ней тянулись заросли шиповника и черёмух. И в этой тишине, в майский день, раздался голос соловья. Почему голос только этой птицы, тот, что слышала только в