Другие люди. Михаил КураевЧитать онлайн книгу.
или там, как говорится, честь мундира, просто не было и нет у меня в привычке лишнее говорить, поэтому, видишь, жив и здоров еще, не жалуюсь, любуюсь сквозь прозрачные окна на умытый весенний город, в отставку вышел и при орденах и с пенсией, хотя и не по своей инициативе, а все-таки не так, как Пильдин… Знаешь Пильдина? В транспортный его пристроили… А Катеринича с шестого поста? Их-то поперли, о-го-го! горели ребята. Как раз тогда вышла директива не считать службу в органах особой привилегией при назначении пенсии. Это были времена, я тебе скажу… Сначала даже несколько судов успели провести. Ты-то не помнишь, наверное, а начальника Новгородского управления судили, дали ему десять лет! За что, спрашивается? Он что, для своего удовольствия? время было жесткое, и он был жесткий… Дали ему десять лет и сами задумались, поняли все-таки, что так можно очень даже далеко зайти. И потом уже пошло на тормозах, по-человечески, по-людски. Тогда много наших в вохру пошло. А директор-то наш, Николай Ильич, до сих пор на меня косится, так и не пойму, вспомнил или не вспомнил… Не признается, видно, боится ошибиться, а я его отлично помню по сорок девятому году. Он же вовсе не Николай, его же настоящее имя – Нарзан. Ордер по паспорту выписывается, а в паспорте он – Нарзан. Он же из беспризорников, у него вообще до детдома имени не было, а было такое название, наверное, откуда-нибудь с Кавказа в Питер занесло. Понятно, с таким именем жить не очень-то удобно, надо всем объяснять… Знаешь в Лесном «Дом ученых»? В парке, около Политехнического. Устраивали в этом «Доме ученых» свои встречи, уж не знаю, что за городские начальники и что это были за вечера и встречи, только все они потом по «58-прим» пошли. А этот самый Нарзан Иваныч, именуемый ныне Николаем Ильичом, был в этом «доме» директором-распорядителем. Сначала его не трогали, а потом и он себя обнаружил…
Я ж действительно белые ночи до ужаса люблю, столько у меня всего с ними связано, а последнее время – воспоминания.
Ну что такое, с одной стороны, белая, а с другой, ночь? Ошибка природы! А может, сон? Честное слово, сон. Иногда сижу и думаю: город спит и сам себя во сне видит. А оглянешься, иной раз и думаешь, может, жизнь вся сном была? Что от нее осталось?
Жизнь прожил, как по минному полю прошел, а кому рассказать? Себя не жалел, знаю, что риск был большой, а делу отдавался без вопросов… Ордена? А что ордена? Был у нас генерал Поддубко. Раз он меня прихватил с собой в подшефный детский дом, вот так же, под праздник, только на ноябрьскую. Он в орденах, при параде, а я гостинцы нес, яблок ящик, конфетки там, прянички, вафельки… А Поддубко был фигурой, у него к Лаврентию Павловичу прямой ход был, все это знали, а кто не знал, тот от самого генерала мог услышать, дружбой с Лаврентием Павловичем он гордился, да и кто бы не гордился?.. Так вот детдом, что вышло… Только он в большую ихнюю комнату вошел, они как на него набросятся, особенно мелюзга. На диван только что не повалили, на колени лезут, за погоны хватают, ну и ордена конечно! Орденов у него было порядочно. Крупные ордена. Мальчишки орут: «Это