Опыты литературной инженерии. Книга 3. Александр ГофштейнЧитать онлайн книгу.
агонии. Разъяренный лев метнулся за трусливо рассыпавшейся стаей, но собственный порыв ему внезапно наскучил, и он вяло улегся на траву шагах в двадцати от поверженного буйвола. Львицы и молодые самцы восприняли это как сигнал и перебрались поближе к вожаку, оставив недоеденного буйвола на радость гиенам. Гиены как по команде бросились к добыче. К жуткой свалке немедленно присоединились спикировавшие с неба стервятники. Только трусливые шакалы нетерпеливо трясли хвостами поодаль, не решаясь встрять в яростную схватку за чужой трофей, где невзначай можно было лишиться лапы, а то и жизни. Недоумевающий рогатый электорат пасся невдалеке, так и не осознав произошедшего. Кого там доедали гиены, было совершенно не понятно: то ли это был слабый и немощный, которого львы отловили, в соответствии с законом естественного отбора, то ли неосторожный или слишком самоуверенный лидер, отчаянный борец, соратник и патриот? Ночь внесла только численные коррективы, что совершенно не отразилось на генеральной линии стада.
Командир заметил, что у аспиранта МГИМО рукава блузки трогательно скроены на три четверти. Такой фасон в наши дни был крайне редок и вызывал ностальгию. Обнаженные руки ниже манжет были матовыми и тонкими. Всё ещё оставаясь мистером Кроуфордом, командир мысленно продолжил линию руки под рукавом выше, дошел до стоечки воротника и остановился у стройной шеи. На шее в такт произносимым словам вздрагивал русый локон.
– Мистер Кроуфорд! – услышал командир из далекого далека, – What would you say about this, Mr. Crowfvord? (Что вы на это скажете, мистер Кроуфорд?)
– I don´t know, – промямлил командир и внезапно почувствовал, что ему больше не хочется совершенствоваться в английском.
После занятий командир предложил новому преподавателю посмотреть аэропорт. Пользуясь иммунитетом пилота и снисходительным отношением охраны, они вышли на летное поле и медленно пошли мимо стройных самолетов, отдыхающих перед очередным прыжком в небо. Они подошли к воздушному судну командира. К нему был приставлен трап, по которому в этот момент спускались штатные уборщицы – Тося и Фрося. Обе в зеленых комбинезонах, с ведрами, тряпками и щетками в руках. Заметив командира со спутницей, они отсалютовали ему щетками на блестящих телескопических черенках.
Командир с аспиранткой поднялись по трапу и вошли в салон. Освещение внутри было выключено. Свет наружных фонарей проникал сквозь иллюминаторы, ломался на спинках кресел, полз, когда неизвестный самолет передвигался по бетону то ли на взлет, то ли на посадку.
Командир знал свой самолет до последнего винтика и любил его, как ребенка. В компании знали, каким сверхъестественным чутьем машины он обладал, каким по-кошачьи пластичным становился лайнер в его руках. На взлете он не отрывался от полосы, а просто становился невесомым. Он не плюхался на бетон при посадке, а съезжал по студеным струям атмосферы, как по ледяной горке, и касался полосы всеми колесами шасси одновременно, мягко и неощутимо. Даже реверс при торможении