Механическое сердце. Искры гаснущих жил. Карина ДеминаЧитать онлайн книгу.

      Шары летят.

      И сеть раскрывается, раздирая гроздь. Бусины разорванного ожерелья. Огненный жемчуг, который вот-вот коснется земли. И уже в воздухе срабатывают запалы, трещат, ломаясь, энергетические контуры клеток. Вспыхивает пламя, освобожденное, злое.

      И дракон поднимается выше, спеша уйти от волны жара.

      А шары пламени распускаются один за другим. Падают, оказавшись на пути огненной бури, старые колонны. Раскалываются, плавятся статуи. И сторожевые деревья становятся пеплом. А стены, некогда выдерживавшие не одну осаду, сгорают. Плачет мрамор. Исчезают люди.

      Так быстро… было ли им больно?

      Хриплый клекот дракона бьет по ушам. И Брокк вздрагивает, пальцы разжимаются, и он сам летит в ласковые руки огня. Еще немного, и… когда жар опаляет волосы, наступает пробуждение.

      Оно резкое.

      Всегда.

      И Брокк вздрагивает всем телом. А пальцы железной руки вновь немеют. И живое железо не сразу откликается на призыв. Несколько секунд влажной тишины, прерываемой лишь собственным хриплым дыханием.

      Пальцы все-таки сгибаются, хотя мерещится, что скрипят, и скрип этот действует на нервы. Выше локтя рука ощущается раскаленной. Кость греется, и мышцы того и гляди начнут оползать, расплавленные сетью управляющего контура. Боль отдает в плечевой сустав, и рука подергивается сама собой, словно Брокк все еще пытается зацепиться за воздух.

      Дальше лежать не имело смысла, и Брокк, не без труда перевалившись на бок, поднялся. Вода в графине была теплой и отдавала отчего-то лавандовым мылом. И этот не то вкус, не то запах вытянул из памяти очередную занозу.

      Не вовремя.

      Не здесь.

      Не сейчас.

      А за окном светает. Снова дождь… сад размок. И влажность пробиралась в дом, оседая на металле каминных решеток призраками ржавчины.

      Как рак.

      Сегодня рыжая искра, а завтра – уже пятно, что точит металл.

      …или хрупкое человеческое тело.

      Дита доживет до зимы, но дальше… с каждой неделей ей становится все хуже, и отвары, сдобренные хорошей порцией опиумного настоя, почти не помогают. Она хочет уйти, но держится, упрямая женщина. Ради дочери, которая и не знает о болезни, а значит, рассказывать придется Брокку. И ради него тоже. Дита боится оставлять его в одиночестве, и Брокк благодарен ей за страх.

      Остатки воды он вылил на голову и встряхнулся.

      Хватит о плохом. Надо взять себя в руки, хотя бы в одну. Заглянуть в ванную комнату. Одеться. Спуститься к завтраку и сделать вид, что все хорошо.

      У Эйо хватает собственных бед, чтобы брать на себя еще и чужие.

      Но оказалось, что Эйо ушла.

      Приоткрытое окно и подсохшие чужие следы. Запах меткой, которую нельзя стереть. Сброшенное на пол покрывало. Брокк поднял его и вернул на постель.

      Стол. Чернильница, которую забыли прикрыть. И записка под тяжелой серебряной лапой пресс-папье. Вьются буквы по бумаге, словно лоза. И Брокк любуется ими, не желая вникать в смысл написанного.

      «Прости меня, пожалуйста, но ты же понимаешь, что я не могу остаться.

      Я