Лев в Москве. Толстовские места столицы. Александр ВаськинЧитать онлайн книгу.
собой на противоположные ложи». В дальнейшем писатель не раз будет приходить в Большой театр, испытывая после спектаклей самые разные эмоции, от одобрения до полного неприятия происходящего на сцене.
Побывал Лев и на новогодней елке, оставившей у него нехорошие воспоминания. Дело в том, что на праздник пришли и дальние родственники Толстых, племянники князя Алексея Горчакова, проворовавшегося вельможи времен Александра I. Когда началась раздача гостинцев, то Толстым достались дешевые безделушки, а Горчаковым – роскошные подарки. Лев Николаевич запомнил сей случай на всю оставшуюся жизнь, может быть потому, что ему впервые указали на место.
А дети, оставшиеся без родителей, подрастали. Их нужно было выводить в люди, чем и должна была заниматься дюжина приходящих на Плющиху учителей. Старый Рессель уже не мог выполнять обязанности воспитателя в полном объеме, на прогулки по Москве его вполне хватало, а вот на прочее…
Еще до смерти Николая Ильича, в дом на Плющиху для занятий со старшими мальчиками французским языком стал приходить учитель Проспер Антонович Сен-Тома, «фанфарон», «энергический, белокурый, мускулистый, маленький» и «гадкий», как живописал его Толстой. Ему бабушка Пелагея Николаевна и решила доверить воспитание младших Левушки и Митеньки, для чего Сен-Тома пригласили поселиться на Плющихе на постоянное жительство. И для братьев Толстых наступили черные времена.
Методы воспитания, применяемые новым гувернером к отданным под его власть детям, напоминают нам сегодня приемы старухи Фрекен Бок, мучавшей маленького героя книги «Карлсон, который живет на крыше».
Проспер Антонович Сен-Тома, например, любил ставить на колени провинившегося ребенка, заставляя просить прощения: «Выпрямляя грудь и делая величественный жест рукою, трагическим голосом кричал: “A genoux, mauvais Sujet!”. Не миновала чаша сия и Льва, он вспоминал этот случай как «одну страшную минуту», когда француз, «указывая пальцем на пол перед собою, приказывал стать на колени, а я стоял перед ним бледный от злости и говорил себе, что лучше умру на месте, чем стану перед ним на колени, и как он изо всей силы придавил меня за плечи и заставил-таки стать на колени»[3].
В 1895 году в неопубликованной первой редакции статьи «Стыдно» писатель припоминал и другие неприятные для него минуты, «испытанный ужас, когда гувернер-француз предложил высечь меня». «Не помню уже за что, – пытался вспомнить Толстой, – но за что-то самое не заслуживающее наказания St.-Thomas, во-первых, запер меня в комнате, а потом угрожал розгой. И я испытал ужасное чувство негодования и возмущения и отвращения не только к St.-Thomas, но к тому насилию, которое он хотел употребить надо мною». Этот очередной произошедший на Плющихе конфликт между мальчиком и его воспитателем нашел свое воплощение в «Отрочестве», автор которого дал гувернеру имя Сен-Жером.
А произошло вот что. Как-то во время семейного вечера, на котором Левушка беззаботно веселился вместе со всеми, к нему подошел Сен-Тома