Томление духа. Николай СтаринщиковЧитать онлайн книгу.
задней улице, сыграли свадьбу. На свадьбе Кузьма рассказывал про то, как служил в армии, как стукнулся танковой башней в шлагбаум.
После свадьбы Сережка не пошел жить с Кузьмой, остался у бабки. Потом мать приступила с Кузьмой к строительству дома на задней улице – на отшибе. Здесь же распахали в тот год себе участок земли.
Ножовкин помнил то время, словно это случилось только что. В доме еще не было пола (лежала лишь пара досок вдоль стен), в пазах между бревнами торчал мох. Серёжка заглянул с крыльца в дом – и остолбенел: справа, держа в руке зажженную спичку, стоял Кузьма. Он двинул спичку ко мху, и пламя тут же дернулось кверху. Сережка закричал, испугавшись огня, но Кузьма тут же сбил пламя ладонью. И вышел из дома, словно это был обычный поступок. В итоге вышло так, что жизнь у матери не заладилась. Кузьма напивался до чертиков, его вязали подручными средствами – в виде распятия меж дужек кровати либо усадив во дворе у бабушки, на комарах. Кузьма, завидев пасынка, нудливо канючил, прося о пощаде:
– Развяжи, Серёженька. Ну, пожалуйста… Я больше не буду, обещаю…
Стало жаль человека, Ножовкин побежал к матери и стал ее уговаривать , та шла к брату. Вдвоем они освобождали Кузьму, после чего история повторялась:
– А, суки! Сейчас я вам покажу…
Потом была попытка у Кузьмы покончить с собой. Сев на пол, Кузьма, как видно, накинул петлю, однако ремень не выдержал тушу.
Позже Кузьма снова решил показать, кто в доме хозяин, но мать убежала. Недолго думая, тот направился к теще. Прыг в окно, рукой на стол, а там нож. Кутузов дернул Кузьму на себя и с разворота направил зубами в железный обвод печи. В результате меж губ стала блестеть потом нержавейка.
Позже, к концу зимы, дядю направили за сеном на дальнее поле – на гусеничном тракторе. В помощниках оказался тот же Кузьма. В сугробах при развороте трактор слетел с гусениц. Стали вдвоем «обуваться», но тяжелая гусеница не поддавалась. Кузьма поддерживал ее. Дядя дернул бортовой передачей, и кисть руки у Кузьмы оказалась измята.
Из больницы он вернулся лишь к маю. В ладони – вмятина. Величиной с яйцо. Врачи велели ему упражнять пальцы, используя детский мячик. Сережка принес ему от бабушки свой, и Кузьма теперь каждый день мял его, сидя в кровати.
Он мял тихо, понурив голову, и думал о чем-то своем. Матушка Анна Егоровна при этом ворчала, поминая братишку:
– Даже не пришел ни разу, не проведал…
Кузьма соглашался, молча. Ему словно нечего было сказать.
Потом, ближе к осени, когда Кутузов уж пересел на комбайн, полыхнул среди ночи бабушкин дом. Погорельцы подозревали в поджоге Шадрина Леонида, поскольку тот подъезжал к комбайнёру на лошади и просил отсыпать зерна. Но Кутузов отказал. Дай одному – другие приедут…
Шадрин сел в телегу, зло ощерился:
– Ну, смотри. Еще, может, встретимся…
Выходит, рассуждала бабуля, кроме Лёни некому было поджечь. По версии пожарного инспектора, впрочем, выходило, что причиной пожара оказалась просушка погреба – он же рядом,