На горбатом мосту. Екатерина ПолянскаяЧитать онлайн книгу.

      По осени я вспоминаю ту

      Классическую стрекозу из басни

      И думаю: чем строже, тем напрасней

      Мораль извечно судит красоту.

      Пропела – ну какая в том беда? —

      Коротенькое праздничное лето…

      Как хорошо! Хоть кто-то в мире этом

      Не ведал безысходности труда.

      В минуту вдохновения её

      Создал Господь из воздуха и света

      И отпустил. И не спросил совета

      У скучных и жестоких муравьёв.

      К этой квартире, где прожито столько лет,

      Так что можно вполне сойти за домового,

      Где с чужой памятью собственный смешан бред,

      Я подхожу и войти не решаюсь снова.

      Там не укроешься: жизнь состоит из прорех

      И по краям – густых отпечатков пальцев…

      Лучше не думать, помнят ли вещи всех

      Бывших хозяев, а точней – постояльцев.

      Тех, кто на пианино этом играл,

      Мыл, убирал, тонко раскатывал тесто,

      Думал, страдал, болел, потом – умирал,

      Освобождая другим квартирантам место.

      Что меня ждёт за дверью? Каким ещё

      Дышащим зеркалам во мне предстоит разбиться?

      Кто и за что сегодня предъявит счёт

      И предложит с процентами расплатиться?

      Прежде чем тяжестью лягут в ладонь ключи,

      Сердце наполнив мерцающею тревогой,

      Прежде чем этому сердцу сказать: «Молчи!» —

      Надо ещё постоять, подождать немного.

      Надо собраться с силами, перекурить,

      Сжаться до точки, внутри себя бесконечной,

      Чтобы потом решительно дверь отворить

      И спокойно шагнуть темноте навстречу.

      Апрельский день прочитан между строк.

      В облупленной стене несвежей раной

      Темнеют кирпичи. И водосток,

      Вообразив себя трубой органной,

      Прокашлялся и загудел. Под ним

      На тротуаре – трещинок сплетенье,

      И прошлогодний лист, весной гоним,

      Плывет в небытие прозрачней тени.

      И снова мир течёт сквозь решето

      Фантазии, сквозь близорукость взгляда,

      И мне не выразить словами то,

      Что вновь его спасает от распада.

      То, что я есть, – в ночи крадущийся тать,

      Карточный шулер с драными рукавами.

      То, что я есть, заставляет меня хохотать,

      Петь, исходить рифмованными словами.

      То, что я есть, колпаком дурацким звеня,

      Пляшет на самом краю карниза.

      То, что я есть, шкуру сдирает с меня

      И уверяет, что это – закон стриптиза.

      То, что я есть, славу любви трубя,

      Яростно шепчет через барьер столетья:

      Знаешь, я никогда не любила тебя.

      Больше того – никогда не