Легенды московских кладбищ. Игорь ОболенскийЧитать онлайн книгу.
объяснила ей причину суматохи дочь Богдановича Таня. – Он самый главный в Художественном театре. Такой же, как Шаляпин в Большом».
На самом деле родители Тани переживали из-за того, что им нечем было угостить важного гостя. «И вот звонок, – много лет спустя напишет Софья Станиславовна в своих мемуарах. – Александр Владимирович (Богданович. – Прим. И.О.) открывает входную дверь, жена рядом, и из-за их спин возникает фигура гиганта в шубе, шапка в левой руке, и где-то очень высоко надо мной – серебряная голова и сияющее улыбкой прекрасное лицо. С гостя снимают шубу… и уводят в столовую. Мы выползаем из нашего укрытия (из большого шкафа, где Зося – так звали Пилявскую друзья – вместе с Таней любили прятаться от взрослых. – Прим. И.О.) и начинаем детально изучать шубу, шапку и огромные фетровые боты с отворотами. И тут я ставлю свою ногу в тряпочной самодельной туфле поперек этого бота… Так я впервые “соприкоснулась” с великим Станиславским».
Как оказалось, Константин Сергеевич приходил приглашать соседку Пилявских преподавать в своей оперной студии. Та согласилась, благодаря чему Зося вместе с подругой получила возможность бывать в знаменитом особняке Станиславского в Леонтьевском переулке, где Ка. Эс. – так между собой называли великого режиссера актеры и студенты – проводил репетиции.
Через несколько лет, в 1937 году, Станиславский сыграет решающую роль в судьбе молодой артистки Пилявской. Попросту говоря, он спасет ей жизнь. Но все это произойдет позже.
А пока Зося решает посвятить себя театру. По окончании школы (учеба в которой, надо заметить, далась ей с большим трудом) она отправляется на прослушивание к Зинаиде Сергеевне Соколовой, родной сестре К. С. И слышит от нее страшные слова: «Милая барышня. Должна вас огорчить. На русской сцене вам вряд ли удастся быть».
Виной всему был сильный польский акцент, с которым говорила Пилявская. Ее, кстати, и крестили в Польше, дав, как и положено в католических семьях, три имени – София-Аделаида-Антуанетта. По-русски девочка общалась только с друзьями, дома же – только по-польски. Ее мать до конца своих дней думала на этом языке и каждый раз, узнав о неприятностях дочери, восклицала: «Децко мое, Матка Боска!» Поэтому саму девушку акцент совершенно не смущал. Объявив сестре Станиславского, что читать будет басню Крылова «Ворона и Лисица», она вышла на середину комнаты и начала: «Ворроне где-то Бок посуау…»
«Приговор» актрисы, разумеется, расстроил Соню. Но надо было знать ее характер, чтобы предположить, что она откажется от мечты о сцене. Решимость и своеволие начали проявляться у нее с самого детства. В три года, когда мать, накрутив волосы дочери на папильотки, вышла из комнаты, Зося взяла со стола ножницы и срезала ненавистные бумажки вместе с волосами. А в тринадцать, узнав о решении матери перевести ее из обычной гимназии в польскую, девочка «впала в спячку» и разыгрывала летаргический сон, пока та не оставила свою идею…
Вволю наплакавшись после неудачного экзамена, Соня обратилась за помощью к князю