Листая календарь летящих будней…. Игорь ГуберманЧитать онлайн книгу.

      Из века в век растёт размах

      болезней разума и духа,

      и даже в Божьих закромах

      какой-то гарью пахнет глухо.

      Уже порой невмоготу

      мне мерзость бытия,

      как будто Божью наготу

      преступно вижу я.

      О помощи свыше не стоит молиться

      в едва только начатом деле:

      лишь там соучаствует Божья десница,

      где ты уже сам на пределе.

      Здесь я напьюсь; тут мой ночлег;

      и так мне сладок дух свободы,

      как будто, стряхивая снег,

      вошли мои былые годы.

      На старости я сызнова живу,

      блаженствуя во взлётах и падениях,

      но жалко, что уже не наяву,

      а в бурных и бесплотных сновидениях.

      Сегодня многие хотят

      беседовать со мной,

      они хвалой меня коптят,

      как окорок свиной.

      А всё же я себе союзник

      и вечно буду таковым,

      поскольку сам себе соузник

      по всем распискам долговым.

      На старости я, не таясь,

      живу, как хочу и умею,

      и даже любовную связь

      я по переписке имею.

      Чувствуя страсть, устремляйся вперёд

      с полной и жаркой душевной отдачей;

      верно заметил российский народ:

      даже вода не течёт под лежачий.

      Жалеть, а не судить я дал зарок,

      жестока жизнь, как римский Колизей;

      и Сталина мне жаль: за краткий срок

      жену он потерял и всех друзей.

      Покрыто минувшее пылью и мглой,

      и, грустно чадя сигаретой,

      тоскует какашка, что в жизни былой

      была ресторанной котлетой.

      Забавно мне, что жизни кладь

      нам неизменно

      и тяжкий крест и благодать

      одновременно.

      Опыт наш – отнюдь не крупность

      истин, мыслей и итогов,

      а всего лишь совокупность

      ран, ушибов и ожогов.

      Ругая жизнь за скоротечность,

      со мной живут в лохмотьях пёстрых

      две девки – праздность и беспечность,

      моей души родные сёстры.

      Окажется рощей цветущей

      ущелье меж адом и раем,

      но только в той жизни грядущей

      мы близких уже не узнаем.

      С высот палящего соблазна

      спадая в сон и пустоту,

      по эту сторону оргазма

      душа иная, чем по ту.

      Все муки творчества – обман,

      а пыл – навеян и вторичен,

      стихи диктует некто нам,

      поскольку сам – косноязычен.

      В России часто пью сейчас

      я с тем, кто крут и лих,

      но дай Господь в мой смертный час

      не видеть лица их.

      Ещё мне внятен жизни шум

      и штоф любезен вислобокий;

      пока поверхностен мой ум,

      ещё старик я не глубокий.

      Хмельные