Лабиринт для Минотавра. Михаил СавеличевЧитать онлайн книгу.
тихо сказал Телониус. – Я слушал записи…
– Это было так давно, что кажется… кажется неправдой. – Пасифии невыносимо захотелось курить, но Телониус не одобрял ее привычки. – Гениальная пианистка закончилась, остался посредственный феноменолог.
Телониус потер ладонью щеку. Этот жест она помнила с того времени, когда он был еще совсем маленький и даже не ходил в садок.
Пасифия не выдержала. Достала из вазы спрятанную пачку, чиркнула спичкой.
– Мама, – сказал Телониус, и ей показалось, что он устроит ей очередной сыновий выговор. О вреде курения. Но он сказал другое:
– Надо завершать сеанс, мама.
– Понимаю, у тебя много дел. – Пасифия мимодумно нажала черную клавишу. Отдернула руку, будто обожглась. Но Телониус услышал.
– Тебе надо попробовать. Вдруг получится?
Волнофон продолжал работать на мертвом канале, отбрасывая неяркий свет на клавиши. Глаза привыкли к скудному освещению. Пасифия сжимала и разжимала пальцы, внимательно их разглядывая.
Руки.
Пальцы.
Величайший инструмент превращения мира идеального в мир физический. Сколько времени потребовалось эволюции создать столь великолепный инструмент, без него разум прозябал бы в мире бестелесных идей. Мысль – руки. Идеи – пальцы. И вот рябь на поверхности разума обретает плоть и вес. И звук.
Но горе, если тончайшая связь нарушена.
Связь между душой и пальцами называется талантом.
Она двигала руками, но подушечки пальцев даже не касались клавиш, скользили над ними. Нет, не из-за спящего Корнелия. Вернее, не только. Громкий храп незваного гостя намекал, что столь крепко спящего не разбудят звуки музыки. К тому же можно запереть дверь и включить волнопоглотитель.
Пасифия боялась. Боялась, что не удержится, сделает еще попытку, обреченную на неудачу. Попытку войти в озеро жизни дважды. И это надолго, очень надолго выбросит из привычного русла дел и забот.
Тебе надо попробовать…
Что она играла тогда? Обычный репертуар… и свой любимый ноктюрн, которым всегда завершала выступление, – «Благовест», как никогда уместнее прозвучавший именно там и тогда…
Ах, Телониус, ты даже не знаешь, о чем просишь. И не понимаешь – каково лишиться всего, что до краев наполняло жизнь. И дело не в овациях залов, не в хвалебных статьях критиков, вообще – ни в чем внешнем. А в жизни. В ощущении себя живущей полной жизнью.
Венус-порт. Она была там, когда идея терраформовки Венеры еще только прокладывала себе русло. Станция стремительно расширялась, раздувались новые купола, не поспевая за наводнявшими ее энтузиастами. Каким-то чудом Пасифии и ее импресарио удалось получить номер в общежитии. Он, глядя на окружающую тесноту, шутил, что добровольцы варятся в венерианском котле до состояния готовности. Вечером Пасифия играла для этих молодых, веселых, восторженных.
Именно тогда она и обрела Телониуса…
Импресарио торопил, говорил, что их ждут везде и повсюду, но Пасифия видела глаза и лица тех, кто приходил на концерты, где не хватало