Выключить моё видео. Александра Евгеньевна ШалашоваЧитать онлайн книгу.
ВЫХОДИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ИЗ ДОМА.
ЕСЛИ ВЫ ВЫНУЖДЕНЫ ВЫЙТИ ИЗ ДОМА,
СОБЛЮДАЙТЕ МАСОЧНЫЙ РЕЖИМ,
ИСПОЛЬЗУЙТЕ СРЕДСТВА ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ.
БЕРЕГИТЕ СЕБЯ И СВОИХ БЛИЗКИХ.
Всё?
Кажется, всё.
Возвращаюсь к столу, беру телефон.
– Извините. Всё равно ничего слышно бы не было. Они орут как полоумные.
– Ничего, – растерянно говорит она.
Интересно, ездят ли эти машины с громкоговорителями там, где София живёт? Наверняка. Она же здесь недалеко. Ребята видели, как она из подъезда выходит. Иногда с ней какой-то молодой мужик. И живут, снимают. И как только денег хватает? Папа всегда говорил, что если бы не своё жильё – пожалуй, туговато бы пришлось. Мама раньше тоже работала в школе – вела рисование. Ей не понравилось. Она же художник, без дураков. Но сейчас непременно начнётся – у тебя же мама педагог, пусть и бывший, должен понимать…
Должен сочувствовать.
Я сочувствую.
А мама давно не педагог, бросила это дело. И правильно. Звонила бы вот так же, бормотала жалко.
Не знаю, как сказать.
Не знаю, что сказать.
Мама говорила, что в школе отвратно было, – и я верю.
– Так вот, я в школе совсем недавно, поэтому я рассчитывала, – торопясь, негромко проговаривает, будто должна проговорить, – что ты отнесёшься лучше, не будешь уроки срывать.
– София Александровна, я ваших уроков не срывал. Если не умеете их вести – то чем же я виноват?
Закаменела. Замолчала.
– Хорошо. Хорошо, Илья. Я поняла.
– Ничего вы не поняли.
– Я поняла. Ты хочешь конфликта, войны…
– Какой войны, с вами?
С блондинистой невысокой женщиной?
Смешно.
– Хочу, чтобы меня оставили в покое, – говорю я и отключаюсь. Хватит, наслушался. Надо выходить. Что она там сама с собой останется – грустить, читать, к следующему уроку готовиться – и думать не хочу; пускай остаётся.
Про маму не вспомнила или просто не знала. И была охота про ерунду болтать.
Переоделся – чёрные джинсы, серая футболка без принта, толстовка сверху. Закатываю рукава – люблю, чтобы запястья были открыты, а пацаны аж до кончиков пальцев натягивают. Бред.
Беру из холодильника банку кваса и пью на ходу, стараясь аккуратно, а то на сером видны брызги.
Выхожу на улицу.
У подъезда сидят мелкие, наверное, двенадцатилетние, ржут, на меня оглядываются. Не припомню, чтобы в нашем подъезде кто-то из них жил, так что неясно, с какой стати ржут. Шугануть можно, но неохота связываться. Да и смелые, впятером сидят.
– Вас на балконе слышно, – всё равно говорю, – потише нельзя?
Мелкие потягиваются, переглядываются. Наконец, самый длинный, долговязый, похожий на пятнадцатилетнего, сплёвывает в траву и поднимает блёкло-голубые глаза. Под глазами синяки.
– А чё тебе, бля, мешаем? – равнодушно говорит долговязый.
– Мешаете, – останавливаюсь. Вру: никто не мешал, я и не слышал с балкона. Но теперь и не уйдёшь.
– Ну так