Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта. Карл МарксЧитать онлайн книгу.
находился в здравом уме, не мог отделаться от навязчивой идеи добывания золота. Французы, пока они занимались революцией, не могли избавиться от воспоминаний о Наполеоне, как это доказали выборы 10 декабря. От опасностей революции их потянуло назад к египетским котлам с мясом, – и ответом явилось 2 декабря 1851 г. Они получили не только карикатуру на старого Наполеона, – они получили самого старого Наполеона в карикатурном виде, получили его таким, каким он должен выглядеть в середине XIX века.
Социальная революция XIX века может черпать свою поэзию только из будущего, а не из прошлого. Она не может начать осуществлять свою собственную задачу прежде, чем она не покончит со всяким суеверным почитанием старины. Прежние революции нуждались в воспоминаниях о всемирно-исторических событиях прошлого, чтобы обмануть себя насчет своего собственного содержания. Революция XIX века должна предоставить мертвецам хоронить своих мертвых, чтобы уяснить себе собственное содержание. Там фраза была выше содержания, здесь содержание выше фразы.
Февральская революция была неожиданностью для старого общества, она застигла его врасплох, и народ провозгласил этот внезапный удар всемирно-историческим событием, открывающим новую эру. 2 декабря февральская революция исчезает в руках ловкого шулера, и в результате уничтоженной оказывается уже не монархия, а те либеральные уступки, которые были отвоеваны у нее вековой борьбой. Вместо того чтобы само общество завоевало себе новое содержание, лишь государство как бы оказывается возвращенным к своей древнейшей форме, к бесстыдно-примитивному господству меча и рясы. На февральский coup de main 1848 г. отвечает декабрьский coup de tete 1851 г. Как нажито, так и прожито. Однако протекшее между этими событиями время не прошло даром. В течение 1848–1851 гг. французское общество усвоило, – по способу сокращенному, потому что он был революционным, – уроки и опыт, которые при правильном, так сказать, методическом, ходе развития должны были бы предшествовать февральской революции, будь она чем-то более серьезным, чем простое сотрясение поверхности. Кажется, что общество очутилось теперь позади своего исходного пункта, на самом же деле ему приходится еще только создавать себе исходный пункт для революции, создавать положение, отношения, условия, при которых современная революция только и может принять серьезный характер.
Буржуазные революции, как, например, революции XVIII века, стремительно несутся от успеха к успеху, в них драматические эффекты один ослепительнее другого, люди и вещи как бы озарены бенгальским огнем, каждый день дышит экстазом, но они скоропреходящи, быстро достигают своего апогея, и общество охватывает длительное похмелье, прежде чем оно успеет трезво освоить результаты своего периода «бури и натиска». Напротив, пролетарские революции, революции XIX века, постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже выполненным,