Полина. Алёшка ЕмельяновЧитать онлайн книгу.
в таланты, лохмотья, костюм.
Сударыня – явный магнит, планетарный,
что тянет железных, алмазных, златых.
За встречу воистину я благодарен
чертятам иль Богу, иль людям, святым!
Глаза – паутина с зелёным раскрасом,
в какие по воле какой-то попал.
В их путах блестяще, тепло и прекрасно,
что выход уже не ищу, не искал…
Елене Тукаловой
Единый клубок
Оргазмы живущих, грехи неумерших,
допитая водка, избитый сосед,
заплатки и лоск на заношенной вещи,
старухи почти не включают уж свет,
скопления в трубах, кишках, на дорогах,
огромные стройки, рассохшийся стык,
две тысячи копий, пародий на Бога
и тысяч пятьсот непрочитанных книг,
лучи-метастазы, кусочки абортов,
в помойке разрезанный, новенький труп,
чины, будто скоп, поросячьи когорты,
карниз еле держит последний шуруп,
поток, распыление сущего бреда,
обильные свалки, ржавеющий лом,
собачьи, кошачьи и крысьи обеды
у морга и двух хирургий за углом,
попойки и драки, тюремные нары,
разводы, сироты, родительский плач,
бордель и кабак – так привычная пара,
сырые фундаменты, сдувшийся мяч,
больные хрущёвки с решётками в окнах,
везде очаги отуплённых, немых,
везде вереницы обиженных, потных,
везде караваны несчастных и злых,
холёные лица с безделием пальцев,
кудряшки и глади на каждом лобке…
Мой город рабов, но нарядных старальцев,
в едином и грязном, побитом клубке…
Ротик-котик
Ночами вдыхаю чернеющий воздух,
разбавленный ветром и запахом шин.
Матрас придавив засыпающим ростом,
вплываю в дремоту под сотней лучин.
Вбираю тоску остывающей мути,
опять пополняя души закрома,
что полные грустью, обиженной крутью,
в какой недовольствий блокноты, тома.
Но всё же в грудине хранится приятье -
та память, что греет меня в темноте…
Вторая подушка в надёжных объятьях,
какие мечтают весь год о тебе…
Просвириной Маше
Волшебная синева
Имея всемерный, преангельский взор,
который зову я небесною призмой,
она так чудесно взглянула в упор,
и вмиг изгнала все мои демонизмы.
И вдруг осветила душевный подвал,
открыла чердак и иные границы.
Минуя разрушенный, тучный развал,
на волю отправились личные птицы.
Весна, бушевавшая в людях, миру,
внеслась и в меня, забурлила, запела!
Казалось,