Кто-то торопится умереть. Григорий ЛеринЧитать онлайн книгу.
Вот он я – ваш герой! Я ошибся, когда сказал, что свидетель использовал только слух и осязание. Его главное чувство – непомерное и ничем не обоснованное честолюбие…
Я удивленно огляделся по сторонам, посмотрел на судью и спросил:
– Мы уже судим меня?
Мне ответил стук молотка.
– Свидетель, вам слова не давали! Соблюдайте порядок! Защита, у вас будет время для прений. Вы закончили со свидетелем?
– Я прошу еще минуту, Ваша Честь. Я не хочу утверждать, что свидетель лгал преднамеренно. Но, так или иначе, своими поспешными и неправомерными действиями он причинил моему подзащитному определенный физический и огромный моральный ущерб. У меня нет больше вопросов к свидетелю, но защита заявляет встречный иск, Ваша Честь.
– Свидетель, вы можете вернуться на место.
Я вернулся на место.
Потом один за другим давали показания жильцы коммунальной квартиры: очень помятый и опухший мужичок, который после каждого вопроса испуганно отворачивался и громко выдыхал в сторону, и полная пожилая женщина, преданно смотревшая адвокату в рот. С этими свидетелями Старопольный держался подчеркнуто уважительно, задал по паре вопросов и отпустил. Оба свидетеля показали, что лампочка у черного хода во время происшествия не горела и гореть не могла. Как уточнил непохмеленный мужичок: «исходя из причины неустранимой поврежденности целостности корпуса».
Такая объемлющая формулировка сразила представителя обвинения наповал. Кроме того, обвинителю передали записку. Он взглянул куда-то вглубь зала, зыркнул злыми глазами в мою сторону и отказался от опроса свидетелей.
Судья объявил перерыв. Публика с удовольствием потянулась к выходу из душного зала.
Я вышел в коридор и уселся на деревянный стул. Кажется, я понял, почему родители Вали Савченко не забрали заявление. Старопольного не устраивало прекращенное дело. Выигранное дело – совсем другое дело. Причем, надо отдать адвокату должное, выигранное только его ловкими пассажами на глазах битком набитого зала. Теперь уже ни у кого нет сомнений, что двадцатидвухлетний недоросль Слава Баранов всего лишь хотел пошутить и познакомиться. А в темном тамбуре – доски и пружины от старого разломанного дивана, отсюда и порванная юбка, и синяки, и царапины у потерпевшей. А больше она ничего не помнит. Не очень удачная шутка и не лучший способ знакомства, но без преступного умысла. Скорее всего, молодые люди сами бы разобрались, что к чему, если бы в тамбур не ворвался неуклюжий детектив, жаждущий рекламы и причиняющий всем вокруг огромный моральный вред… Ай, да Старопольный! Ай, да виртуоз!
Кто-то уселся на стул рядом со мной. Я повернулся и увидел следователя Иголкина. Несмотря на разгром стороны обвинения, выглядел следователь вполне бодро, даже довольно, как будто болел за совсем другую команду. А может, не только болел, но и приложил руку к победе противника.
Словно отвечая на мои мысли, Иголкин покачал головой и сказал:
– Вы рано расстраиваетесь, Стрельцов. Это еще не конец.
– Догадываюсь,