Присвоение пространства. Илья КочергинЧитать онлайн книгу.
назад, в сторону от заповедника. Вершины уже белые, и мне хочется послушать, вспомнить, как ревут маралы. Сейчас у них должен начаться гон, во время которого быки вызывают друг друга на поединки. Но это, конечно, не главное. Главное – снова поехать вдвоем с другом в тайгу, помолчать по дороге, посидеть у костра.
Альберт открывал мне окружающий Язулу мир, открывал мне Алтай. Учил различать следы (правда, я очень плохо освоил эту науку), рассказывал были и сказки, истории о лошадях, которых он очень любит, животных и людях, говорил, что означают названия местных рек, урочищ и гор. Стоило Альберту чуть-чуть увлечься, и он добавлял в рассказ новые детали, которые казались к месту, которые украшали рассказ или делали его живее. Смешивал щедрой рукой реальность и выдумку.
Целебный источник у Чулышмана охранялся змеями толщиной с ногу, черти-кормосы катали Альберта по земле, когда он заснул в засидке, карауля марала. Белые козочки уводили в тайгу незадачливых пастухов и оборачивались старухами, алмысы заплетали в косички гривы лошадей.
И окружающее пространство становилось понятным и густонаселенным. Не так уж важно, кто его населял – люди, звери или духи. Местность становилась для меня обитаемой и пригодной для обитания, немного своей.
А в эту поездку мы даже мало болтали. Девять лет уже не виделись, надо сначала хорошенько намолчаться вместе, привыкнуть. Какой смысл вываливать на друга все события, которые происходили в эти девять лет, или мелочно перебирать старые воспоминания? Гораздо лучше вместе усесться на склоне долины и смотреть на противоположный склон, выглядывая в бинокль зверя. Биноклевать, как здесь говорят.
Сидеть вместе и с интересом и вниманием разглядывать желто-зеленый склон, вести взгляд вдоль подножия склона, вдоль последних лиственок и елок, где, кажется, вьется тропка.
– Вот они оттуда часто проходят вниз, – показывает Альберт рукой.
И мы снова смотрим напряженно и внимательно.
Вечером, после ужина, как только устраиваемся под елкой на потниках и накрываемся пленкой от дождя, Альберт начинает похрапывать. А я еще долго лежу без сна, вспоминая, сколько таких ночевок у меня было в те годы, когда я жил на Алтае. Осень казалась мне самым веселым временем года – золотой сентябрь, бодрый октябрь и роскошное первозимье. А после Нового года ждут бесконечные лыжные походы до самого марта.
И наконец слышу, как на той стороне долины, где-то наверху склона коротко трубит марал.
– Слышал? – хриплым голосом спрашивает по-алтайски пробудившийся Альберт.
– Слышал.
Это был всего один короткий крик марала за всю нашу поездку. А раньше я подолгу сидел на склонах и слушал переливы этой осенней музыки.
За ночь выпал снег, и мы едем утром по изменившейся тайге. Чернь, золото и серебро. Ветра нет, и снег неподвижно лежит на ветках. Альберт иногда дудит в деревянную абыргу, но маралы не отвечают.
Альберт уже давно не ездит на охоту. И я знаю, что не буду стрелять в зверя, если увижу его, но