Месье Террор, мадам Гильотина. Мария Шенбрунн-АморЧитать онлайн книгу.
Машенька. Наташенька. Или Дашенька? Славная такая. Всегда, едва ты в гостиную, она сразу вся маковым цветом!
Александр попытался вспомнить скромницу и рукодельницу Машеньку-Наташеньку-Дашеньку, но все заслоняло бледное лицо Габриэль Бланшар с глазами цвета зимнего неба. Странная она, упрямая, неулыбчивая, и подозрения на ее счет у Александра самые чудовищные, но в сравнении с ней невесты Старицкого уезда, застенчивые, густо нарумяненные, напуганные мамушками и осаждавшие каждого холостого дворянина многозначительными взглядами и вздохами, вспоминались неживыми снежными бабами. Нет, пока не выяснит, правду ли сказала Планелиха, не успокоится. Но раз уж дядя такой сторонник домостроя, пусть хоть русского подполковника из кухонного плена выпустит.
– Василь Евсеич, насчет кухарки: я с Жанеттой, прислугой соседской, договорился, чтобы она нам стряпала.
– Это ладно, – тряхнул очередной газетой дядюшка. – Твоей-то стряпней я уже по горло сыт. Та же казнь, только медленная. – Высунулся из-за листа, глянул строго поверх очков: – Только предупреди, чтоб без слизняков и лягушек. И по дому не шастать. Доносительниц без нее хватает.
– Дядя, раз все французское вам не угодило, сами-то зачем в Париж явились?
– То не твоего ума дело. Не нравов пакостных набираться.
Засопел, вернулся к внимательному изучению мерзкого санкюлотского листка «Папаша Дюшен».
V
ТЕТКА С УТРА обрядилась в шелковое, расшитое розами платье, надушилась, подрумянила щеки и губы, взбила волосы и удалилась в бакалейную лавку за свечами и мылом. Габриэль ходила от окна к окну, ломала пальцы, подбирала смятые газеты, дружно поносившие убийцу Марата, и перечитывала сообщения о ходе расследования преступления.
Первый раз Мари, которую теперь все называли Шарлоттой, допросили прямо в доме Марата, потом в тюрьме аббатства, а со вчера допрашивали в тюрьме Консьержери. Сообщников преступления искали с невероятным упорством. Все эти пламенные революционеры затрепетали и возмутились, узнав, что среди их противников нашелся убежденный, бесстрашный и самоотверженный мститель, готовый отдать жизнь в борьбе с якобинской тиранией. А еще больше напугало, что этим мстителем оказалась молодая девственница, к тому же правнучка великого драматурга Франции Пьера Корнеля. Это появление второй Жанны дʼАрк словно выносило над якобинцами приговор истории. Трибуналу во что бы то ни стало требовалось доказать, что героиня была всего лишь орудием злобного заговора врагов народа.
И Мари дрогнула. Она называла имена, а следователи немедленно арестовывали всех, с кем она встретилась или беседовала: члена Конвента Дюперре, перед которым она хлопотала за эмигрировавшую канониссу епископа Фуше, хозяйку ее гостиницы, мальчика, с которым Корде посылала Марату просьбы о встрече. Допросили даже кучера фиакра.
Не пожалев себя, Корде не жалела уже никого. Без утайки сообщала суду все, что знала о жирондистах. Хладнокровно заявила, что бежавшие в Кан депутаты считают Робеспьера,