Настоящая фантастика – 2015 (сборник). Андрей ДашковЧитать онлайн книгу.
позавчерашним вечером, когда актеры уводили их жильца и когда мальчик Гиккори передал наборщику новое поручение человека в маске: уничтожить набор последней статьи Себастиана Гримма. Статья должна была появиться в утреннем номере. Тумберг сделал как велено, после чего, чувствуя себя предателем и последней сволочью, запил и пил беспробудно всю ночь и весь день.
Выплеснув из себя эту запутанную исповедь и тем, видимо, успокоив больную совесть, Тумберг упал на кровать Гримма и немедленно захрапел.
Услышав вопрос Вольсингама, Гроссмейстер состроил кислую гримасу.
– А что нам, собственно, известно? Про какого-то человека в маске, на которого работает Гиккори. Этот человек в маске может состоять в труппе Виттера, а может и нет.
– Но в ночь перед смертью Себастиан пил с актерами, – настойчиво проговорил Вольсингам, подходя к столу. – И утром после убийства монаха он явственно пытался намекнуть нам на актеров.
– Почему не сказал прямо?
– Возможно, его запугали. Огрели дубинкой по голове. Может, Гримм понимал, что на этом они не остановятся…
– Однако погиб он не от удара дубиной, – устало напомнил Гроссмейстер, морща желтый лоб, – а от той дряни в мозгах. Как и констебль Нойман. И, возможно, монах. Их убили не люди, а треклятая икона. Или что-то другое. Помните – монаха вечером накануне убийства видели в обществе лозницы.
Вольсингам с трудом сдержал злой смех. Он нагнулся, упершись кулаками в столешницу, и в упор уставился на полицейского.
– Лозница не выходит из замка, могу вам в этом поклясться. К тому же… как вам ее описал свидетель?
– Стройная черноволосая девушка в зеленом платье.
– Это не она.
– Почему?
– Просто поверьте мне – это не она. Зато Гиккори, как мы помним, не переоделся после представления. Вполне возможно, что именно он в костюме лозницы говорил с соматиком и угрожал ему. Поэтому монах был так напуган, когда пришел в типографию. Видите, все опять упирается в актеров.
Взгляды Гроссмейстера и Вольсингама скрестились, и никто не желал уступить. У художника уже начали слезиться глаза, когда бухнула дверь кабинета и выросший на пороге констебль Вейде громогласно объявил:
– Доктор Харп желает, чтобы вы, герр Гроссмейстер, и вы, господин Вольсингам, немедленно спустились в лабораторию.
В лаборатории скверно пахло. Какими-то химикатами, едкими настолько, что Вольсингама все же прошибло на слезы. И сырым мясом. И почему-то крысами. Крысиная вонь была очень хорошо знакома Вольсингаму – половину дороги от столицы он скрывался по ночам в амбарах, а амбары кишели крысами. В неурожайный год грызуны пытались добыть хоть горстку зерна. Рылись, плодились и дохли там же, а потом выжиги заливали амбары вонючим биоагентом. У Харпа пахло примерно так же. А еще тут было очень светло.