Лошади с крыльями. Виктория ТокареваЧитать онлайн книгу.
Ученица с камвольного комбината.
– Это вы? – спросил Егоров и посмотрел на часы.
Вероника глубоко кивнула.
– Молодец, – похвалил Егоров.
К людям, небрежно обращающимся со временем и с обещаниями, Егоров терял всякий интерес. Неточность и необязательность являлись для него определяющим симптомом, как, скажем, сыпь для скарлатины. Сверху точки, а внутри – серьезный разрушительный процесс. При этом заразный. Егоров старался избавлять себя от таких людей. Если бы Вероника опоздала на пять минут, то все пять минут в нем бы нарастал протест против нее. И как знать, может быть, он бы ее и выгнал.
Толстый молодой сидел с потерянным лицом, его что-то расстраивало, может быть, он был недоволен самим собой. А «кабан» был напорист, как всякий кабан, и что-то требовал. Наверное, благ.
Егоров слушал Кабана, поглядывал на молодого. О Веронике он, казалось, забыл.
У Егорова было смуглое от загара лицо, видимо, он недавно вернулся с юга, загорел, а веки остались белые. И белые лучи от морщин в углах ярких синих глаз. Время от времени он поднимал на нее глаза в лучах – мужичьи шальные глаза на барском лице. Егоров был похож одновременно на барина и мужика, будто девка-кухарка родила от молодого помещика. А может, так оно и было.
Кабан все напирал. Егоров смотрел в стол, чтобы не смотреть на Кабана. Молодой все глубже проваливался в свое одиночество. Лицо Егорова, смотрящего вниз, не освещенное глазами, было тяжелым, будто он перед этим плакал или пил. А потом умылся холодной водой.
Веронике захотелось сказать: «Не плачь. И не пей. Успокойся», – и положить руку на его немолодую, слегка волнистую щеку.
Егоров, казалось, почувствовал ее руку на своей щеке. Поднялся. Позвал:
– Идемте. – И, проходя мимо, взял за плечо. Больница – это был его лес, в котором он работал медведем.
Вышли из кабинета. Вокруг Егорова тотчас образовалась свита из халатов. Он был уже не медведь и не помещик – военачальник. Петр Первый.
Начался обход. Егоров шел впереди. Халат отдувало, как мантию. Свита едва поспевала за ним.
Первая палата была реанимационная. Здесь лежали послеоперационные и тяжелобольные дети.
Возле окна – десятилетний мальчик, бледный до зелени. Он томился, маялся и капризничал. Возле него стояла больничная нянечка и увещевала, уговаривала. Мальчик не обращал на нее внимания. Он изнемогал, скривив губы, и каждая губа выражала свое отдельное страдание.
– Уремия, – объяснил Веронике молодой и толстый. Его фамилия была Марутян.
Вероника вспомнила большеглазую женщину в больнице. Она первая произнесла это слово: уремия как конечный исход почечных заболеваний. Так вот как это выглядит.
– Дима, – обратился Егоров к мальчику, – ты почему не слушаешься?
Дима узнал Егорова и на какое-то мгновение подтянулся, потом губы его опять разбрелись по страданиям и голова не могла найти себе места на подушке.
Нянечка отозвала Егорова в сторону,