Керосиновый фонарь. Владимир АлексеевЧитать онлайн книгу.
разбивают цветные миры пузырей,
Что надуты из мыла, надежды, воды, глицерина.
На скамеечках мамы глядят отстранённо-цивильно,
Как становится мир с каждым лопнутым шаром серей.
Ну, а дующий в кольца старается щёки надуть
Так, чтоб детским ладошкам охлопать шары не успелось,
И летит над травой переливчато-свежая спелость
Отражённого солнца, избравшего призрачный путь.
Пусть играют, шалят, раз нашёл на проказников стих!
Малыши разрезвились, всё слаженней опыт движений.
Сколько схлопнуто ими ушедшей любви отражений,
В искривлённых мирах отражений твоих и моих!
Пушкиноведческое
Казалось бы, любой дебил,
Когда дебил любовь итожит,
Мог написать: «Я Вас любил»,
Но не «Любовь ещё, быть может…»!
Родственные связи
О чём выражался Чехов галантно,
Мы скажем грубей, пространней и проще:
Конечно же, краткость – сестра таланта,
И бедности мать, и гастрита тёща.
Поцелуй ветра
«Трудно на свете фатально быть одному…»
Трудно на свете фатально быть одному,
Будто и плод в одиночку в раю надкусан.
Ветер не знает, куда деваться ему
Между двумя поездами на встречных курсах.
Ладить ковчег, чтобы вместе войти с женой,
Да и детей привести в знаменатель общий —
Так рассуждал в допотопное время Ной
(Жаль, не рассказано, что там случилось с тёщей).
Даже Христос не один висел на кресте.
Даром, что справа и слева – бандитов хари.
Всё же один из разбойников опростел,
Не проклинал, а просил о небесном даре.
Ты же по лужам – что Каин в ночи идёшь,
Словно в саду холодеющем – вор Иуда.
А по следам бесконечный шагает дождь.
Всё безразлично – и оторопь, и простуда.
Входишь в обитель – пентхаус или барак,
Дверь вопрошает скрипучим баском: «Где брат твой?»
Ты понимаешь: покаяться бы пора,
Словно в который раз ошибся парадной,
Ключ повернулся в скважине, да не в той,
Сам ты ввалился в узилище, пьян и страшен.
В зеркало смотришь, а там, за немой чертой —
Вовсе не ты, а добрый доктор Лукашин.
Адонаи, от лукавого сохрани!
Хватит для Нади былого адреналина.
Плещется что-то. Быть может, там Ипполит,
Или же Лета, где Чехов ловит налима.
Этот налим на поверку – левиафан.
Гадость, однако, у вас заливная рыба!
Рельсы прокладывай, радостный Мустафа.
Новый Жиган едва ли скажет «спасибо».
В книги вгрызаешься, думаешь сделать финт,
Новую жизнь построить легко вчерне-то.
Счёт обнулён, но куда ни посмотришь – фильм,
Или же клип, или шумный мем Интернета.
Справа и слева – что вспышки: «тадам-тадам»,
Брута