Факап. Михаил ХаритоновЧитать онлайн книгу.
касается обстоятельств неудачного спасения. Тут, как выяснил Левин, вся вина лежала на академике. Дело в том, что модификатор заглушил в нём инстинкт самосохранения. Во всяком случае, работа для него была бесконечно важнее всего остального. А тут, как назло, ему пришла в голову какая-то интересная мысль, и он принялся её записывать. При этом академика уважали и даже побаивались, так что от писанины его просто побоялись отрывать. Вода уже ломала переборки, а Окада писал. Когда же его всё-таки запихали в скафандр – последним, – выяснилось, что рванёт ну вот прям щас. Подниматься пришлось спешно. Кессонку заработали все, но академик был старенький, с изношенными сосудами, у него пошли тромбы, а потом – газовая эмболия. Если бы академика можно было сразу запихнуть в камеру повышенного давления, это могло бы его спасти. И опять же – вместо этого Окада практически сразу отправился в Америку на самолёте. Прихватило его в воздухе. Дополнительным фактором послужило то, что он чувствовал боль, но не обращал на неё внимания. Так что в больницу его доставили уже в таком состоянии, что помочь – по тем временам – ему было уже просто нечем.
Но это выяснилось потом. А тогда ближайшие друзья и коллеги академика, знающие о его разработках, подумали именно о ликвидации. И, разумеется, так же думал самый близкий ученик и последователь академика. Некто Званцев.
Со мной что-то не то происходит. Сегодня валялся в ванне и случайно коснулся одного места на груди, слева. Палец будто током шибануло. Нет, не сильно. И не током. Просто – дёрнуло. Как будто коснулся горячего, обжечься не успел, сразу отдёрнул. Рефлекторно. Я испугался, попробовал ещё раз, долго искал эту точку проклятую. В конце концов вроде бы нашёл. Уже не так сильно, но касаться этого места было неприятно. Взял палочку пластмассовую, попробовал надавить. Опять странность, само это место ничего не чувствует, будто онемение какое-то. Долго щупал себя и нашёл ещё одно такое место, на лбу. Прямо прикасаться не могу – рука сама отпрыгивает. И не шучу я ни пса, какие уж тут шутки.
Одно хорошо – температурка эта загадочная ушла. Даже подмерзать немножко начал. И общее состояние – как будто сильно устаю, вот только непонятно от чего. Явно что-то психосоматическое. Провериться бы, да как?
Эх, ладно. Вернёмся к старым делам.
Внешность академика Окада память Левина не сохранила. Наверное, Борис этим не интересовался. А вот изображения и съёмки Николая Евгеньевича Званцева он рассматривал подробно. Человек был громадного роста, широкоплечий и краснорожий. Хотя это он прятал под загаром. Родители его, скорее всего, были шведами или норвежцами. И один из них, несомненно, – военным преступником. Вероятно, пилотом стратосферного бомбардировщика, ну или подводником. Потому что только пилоты стратосферников и подводники имели право на сохранение замороженных эмбрионов своих нерождённых детей в халифатских противоатомных бункерах класса «кенотаф». Прочие воины джихада могли рассчитывать только на милость Аллаха. Каковая, как известно, мало кого миновала.