Факап. Михаил ХаритоновЧитать онлайн книгу.
в свой список «сыновей Огня». Но вот беда: он-то родился в инкубаторе с освинцованными стенами. Так что это скорее дух эпохи.
Неудивительно, что с такими взглядами Николай Евгеньевич был довольно быстро завербован ДБЗ. Там он довольно скоро освоился и был направлен под воду – заниматься всякой суперсекретной гадостью. Формально же он числился в организации прикрытия, именуемой Океанская Охрана. Там он познакомился с милыми, заботливыми людьми, в число коих входил не кто иной, как Горбовский – уже в те времена имевший привычку полёживать на кушеточке и заниматься гуманизмом. Общение с этим исполином духа и корифеем окончательно укрепило Званцева в его воззрениях, а когда он перешёл в ведение академика Окада, уверенность превратилась в фанатизм.
В работе над модификатором Николай Евгеньевич принимал самое непосредственное участие. Идеи Окада он не просто разделял, а творчески развивал самым радикальным образом. В частности, он был горячим сторонником того, чтобы сделать вирус максимально вирулентным и в кратчайшие сроки заразить им всё человечество. К счастью, своими планами он сначала поделился с любимым учителем, а тот немедленно взял с ученика слово, что он не заразит реморализатором ни одного человека на Земле без его, академика, на то позволения. Ученик слово дал – и, надо признать, сдержал.
Гибель академика Званцев понял однозначно – как ликвидацию, а попытку записать содержимое его мозга – как желание украсть у гения секреты и использовать против его воли. Поэтому какого пса?
Вчера не смог закончить. Разволновался. Были причины. Конкретно – сижу, пишу и вдруг чувствую, что по мне что-то течёт. По груди, слева. Рукой потрогал – тёплое, липкое. Опускаю руку, смотрю – на ней кровь. Побежал в хозблок, смотрю в зеркало – точно кровь. Да, на том самом месте. Потрогал – боли нет, хотя палец дёргает, как раньше. Кровь смыл – вроде чистая кожа. Подождал полчасика, послушал Клофельда – мне «Afwillite» у него особенно нравится, умиротворяющая такая музычка, вроде и несерьёзная, но что-то в ней есть такое… Ладно, тут не до музыки. Тут здоровье, а к нему я отношусь трепетно. Потому что фукамизация фукамизацией, а я за жизнь всякого насмотрелся. Того же Комова синеньким видел. Так что не надо мне тут неожиданностей.
Ну, в общем, полежал, успокоился, смотрю снова. Кожа вроде чистая. Осторожно залезаю в ванну, моюсь, потом отлёживаюсь, всё время слежу за своим состоянием. Ничего, совсем ничего. Но ведь кровь-то была! Пёс, пёс, ну что же это такое-то? Нет ответа. Чую, и не будет. Или будет такой, который мне не понравится.
Лучше уж о старых делах продолжу.
Остановился я на Званцеве. При расследовании дела об утрате материалов профессора он сразу попал в число наиболее вероятных подозреваемых. Однако Николай Евгеньевич всё отрицал, а в уничтожении ценной информации винил адресатов доклада. Допросы под гипнозом и наркотиками правды подтвердили, что он искренен. К тому же Званцев демонстративно потребовал