Пятнадцать псов. Андре АлексисЧитать онлайн книгу.
зудела, но на него был надет пластиковый конус: узким концом он прилегал к шее, а широкий торчал наружу как мегафон. Даже захоти Мэжнун почесаться, ему бы это не удалось. Все четыре его лапы были выбриты и перебинтованы. Он приподнял морду, чтобы понять, где находится, но находился он в каком-то нигде: в белесой комнате с окнами, выходящими на ярко-голубое небо.
Во время нападения – которое пес внезапно вспомнил с болезненной отчетливостью – ему казалось, что тьма, в которую он погружается, будет бесконечной. На свободе он успел немного поразмыслить о смерти; тогда он как раз решил, что она наступила. Эта белая комната, похоже, являлась доказательством того, что он все еще живой, – неожиданно, но его это разочаровало. Какой смысл жить дальше после того, через что он прошел?
В надежде узнать, где же он все-таки очутился, Мэжнун поднял морду повыше. Он попытался издать звук, но голос ослаб, и лаять было больно. Тем не менее, он гавкнул так осторожно, как только мог. Позади него послышались шаги.
– Он проснулся. – Перед Мэжнуном возникло мужское лицо.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил его человек. Женское лицо тут же вытеснило мужское.
– Как тебе повезло! Ну разве ты не везунчик? Кто это тут такой везунчик?
– Не думаю, что он сможет подняться в ближайшее время, – сказал мужчина. – Интересно, не голодный ли он.
Слово «голодный» Мэжнун знал хорошо. Пес проскулил на своем языке пару фраз, которые означали, что он и в самом деле проголодался.
– Я знаю, что тебе больно, малыш. Постарайся не волноваться, – обратилась к нему женщина. Она повернулась к мужу: – Мне кажется, он еще слишком слаб, чтобы есть.
– Может, ты и права, но давай посмотрим.
Мужчина вышел из комнаты и вернулся с тарелкой риса и рубленной куриной печенью. Он поставил еду перед собакой (пахло божественно!), расстегнул пластиковый конус и наблюдал за тем, как Мэжнун осторожно подполз к тарелке и, не поднимаясь, боком ухватил приличный кусок.
– Похоже, я ошибалась, – произнесла женщина. – Он и правда голодный.
– Не хочешь дать ему имя?
– Думаешь, нам стоит его оставить?
– Почему нет? Он будет составлять тебе компанию, когда поправится.
– Ну хорошо. Почему бы нам не назвать его лордом Джимом?
– Хочешь окрестить его в честь самой скучной книги на свете?
– Если бы хотела, то назвала его «Золотой вазой»[2].
Голоса мужчины и женщины напомнили Мэжнуну о том, насколько непредсказуемо непоследовательными были человеческие звуки. Когда он жил в семье, то слышал какофонию звуков, не имеющих к нему ни малейшего отношения. Вдруг из тумана этого несущественного шума возникало что-то значимое: например, произносилось его имя и уносилась миска с едой, которую он оставил на потом; или звонили в дверь, кто-то кричал, и он, единственный, очевидно, кого заботили эти эпизодические вторжения на их территорию, должен был залаять на незваного гостя или напрыгнуть на него, чтобы убедиться, что тот принимает существующую расстановку
Роман Генри Джеймса.