Вокруг державного престола. Батюшка царь. Валерия Евгеньевна КарихЧитать онлайн книгу.
мгновенно подхватил обмякшее невесомое тело и энергично затряс. Спустя мгновенье старец очнулся. Увидел, кто поддерживает его, и с испугом оттолкнул руку чужака. Но Никон, не обращая внимания, заботливо уложил старика обратно на жесткую лежанку. Маленькое высохшее личико Даниила сморщилось, как от обиды и исказилось. Из темных провалов его глазниц бежали ручейки слез. Костлявая грудь под колючей и жесткой власяницей судорожно вздымалась при каждом неровном тяжелом вздохе.
Елеазар присел рядом с ним и успокаивающе положил ему на голову свою руку. Мучительно потянулись мгновения. Преподобный старец вполголоса молился о здравии Даниила.
– Чего же ты, брат, нас подводишь? Поди, к смерти готовишься. А тебе ли решать, когда час твой пробьет? Погляди на меня… – сказал он.
Но Даниил тяжко вздохнул и отвернулся от Елеазара к темной бревенчатой стене.
– Вот и отворачиваешься… – упрекнул его Елеазар и сочувственно погладил безвольную руку больного.
– Несговорчивый ты какой… – печально сказал Елеазар и виновато посмотрел на Никона.
– Плохо ему, страдает, – пояснил тот. – Позвольте, преподобный, мне его полечить?
Старцы недоуменно переглянулись.
– А ты знаешь лекарство? – спросил Амвросий.
– Немножко, – ответил Никон и смущенно улыбнулся, обрадованный, что может сделать что-то полезное для них.
Спустя две недели Даниилу сделалось лучше, и он смог самостоятельно присаживаться. Кашель его смягчился, сделался реже, и появился аппетит. Никон ухаживал за ним, как за малым ребенком.
Когда удавалось, он шел к облюбованной им опушке, находившейся в полуверсте от Троицкого подворья, и возводил из сосновых бревен сруб, обтесывая снаружи и внутри. Салмов помогал ему строить сени, чулан и крытое крыльцо возле кельи. Покрытие они сделали из досок, скрепив их гвоздями. Низкая дверь с окошком в виде отверстия вела внутрь избушки кельи. С южной стороны прорубили окно, которое изнутри плотно закрывалось на деревянную задвижку.
Когда сруб был готов, Никон перешел в него жить. И теперь в маленьком окошке его кельи по ночам зажигался и мигал огонек свечника, в котором коптилось сало тюленей, ворвань. Все предметы повседневного обихода – одежду, обувь, ворвань монахи получили из монастырской казны от келаря Никодима. Каждому монаху в скиту полагалось иметь две пары одежды: будничную и праздничную, которую они сами стирали в море или ручьях, развешивая для просушки на кустах и деревьях.
Одежда, в которой Никон пришел в скит, давно износилась. Но когда он спросил келаря Никодима, можно ли ему получить новую, тот ехидно прищурился и ответил, что срок еще не подошел. И подойдет, когда на землю ляжет снег. Никон пожаловался на него Елеазару, но старец ответил, что вмешиваться не будет и придется потерпеть до зимы.
С появлением Никона монахов в скиту стало двенадцать человек. Все они считали себя учениками преподобного Елеазара, записывали его высказывания в свитки, которые потом относили