Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова. ОтсутствуетЧитать онлайн книгу.
Как оказалось, это стреляли жандармы, которые шли от города по железнодорожному полотну; стреляли наугад, и, понятно, никакого ущерба нам не причинили. Нас защитил лес.
Дойдя до Белой, мы разделились. Те, кому утром нужно было идти на завод, включая меня, на лодке переправились на другой берег, разошлись по домам, где, позавтракав, в 6 утра как ни в чем ни бывало отправились на работу. Те же, кто в этот день не работал, прошли вниз по реке до моста, и вскоре также были дома, никем не замеченные. Так состоялось мое боевое крещение.
Участников «экса» жандармы так и не нашли. Характерно, что не нашли и золотых монет, хотя взять их мы не смогли. Имена экспроприаторов были названы много позже в книге присяжного поверенного Кийкова[32]. Рабочие моего завода, узнав из газет об этом происшествии, оживленно его обсуждали. Гадали, кто это сделал? Никто и предположить не мог, что одним из экспроприаторов был рядом стоящий мальчишка-слесарь. В газетах писали, что нападавших было 50 человек.
Через несколько дней состоялся разбор операции. Докладывал Иван Кадомцев. Оказалось, что всего артельщики перевозили бумажных денег, золота и серебра на 250 тысяч рублей. Их охраняли 10 солдат, вооруженные трехлинейными винтовками. Мячин остановил поезд раньше, чем следовало, и этим чуть не погубил все дело. Из-за этого и денег взяли всего 153 тысячи (золото и серебро пришлось оставить – до повозок их было не донести), и оказалось много необязательных жертв. К месту остановки поезда лошади подойти не могли, и пока одни боевики перетаскивали деньги к дороге, другие вели перестрелку с солдатами. Двое из них были убиты, а остальные ранены. Несмотря на ранения, охрана укрылась в поезде, только расстреляв все патроны. Когда Михаил Кадомцев в полумаске подошел к купе кассиров, солдат, охранявший их, преградил ему дорогу и наставил штык. Отпарировав штык браунингом, выстрелом в горло Кадомцев убил его наповал. Артельщики, хотя и были вооружены, сразу сдались. С нашей стороны потерь не было.
Мячин всегда казался мне подозрительным типом. Считался боевым командиром, храбрецом, а на деле был трусоватым неврастеником. Например, весной 1906 года он сорвал одну экспроприацию на железной дороге, почему-то не сумев остановить поезд[33]. Он плакал потом, просил прощения. Летом командовал нашим отрядом, который охранял лесную массовку. Вдруг бежит с поста и орет на весь лес: «Жандармы!», а сам наутек. Публика разбежалась, побросав шляпки, зонтики, калоши. Оказалось, что мимо случайно проехал городовой или стражник, и все. Мы, собрав все оставленное, спокойно ушли, а имущество потом вернули владельцам.
В 1909 году, став после Кадомцевых командиром нашей дружины, во время одного «экса» и снова на железной дороге, Мячин опять запаниковал и застрелил ни в чем не повинного начальника станции; поднялась стрельба, и было напрасно убито еще шесть человек[34]. Бросалось в глаза, что мы, рядовые боевики, неоднократно сидели в тюрьмах, бывали на каторге и в ссылке, а он, наш
Кийков Алексей Алексеевич (1873–1931) – юрист, историк революционного движения в России. По окончании юридического факультета Петербургского университета с 1898 г. работал в Томске – присяжным поверенным, юрисконсультом. Как член РСДРП, подвергался арестам и ссылкам. В 1917 г. комиссар по судебным делам уфимского губернского комитета партии, председатель губернской судебно-следственной комиссии, в феврале – марте 1919 г. сотрудник уфимского губревкома. В 1919–1920 гг. юрисконсульт кооперативных союзов Омска и Томска. С 1920 г. сотрудник Наркомата юстиции, с 1926 г. на научной и преподавательской работе. И.П. Павлов имеет в виду книгу A.A. Кийкова «Из былого Урала: материалы к истории революционного движения на южном Урале и Приуралье (1905–1916 гг.)» (Уфа, 1923).
По жандармским сведениям, после этого эпизода одной из революционных кличек К. Мячина стала «Тормоз».
Речь идет о «второй» миасской экспроприации, проведенной в августе 1909 г., подробнее о которой см. ниже.