Воспоминания о походах 1813 и 1814 годов. А. Ф. РаевскийЧитать онлайн книгу.
Я думал видеть саван, несомый перед дружиной великого Саладина. Наконец таинственно отворилась дверь комнаты, Рюстан узнал и провел меня. В это время приготовляли обед. Герцог Виценский вошел к императору, доложил обо мне и удалился, оставив нас наедине. Наполеон находился в небольшой комнате, с замерзшими стеклами, с полуопущенными шторами, дабы не могли узнать его. Неопрятная польская служанка старалась раздуть огонь, но сырые дрова противились ее усилиям и, наполняя водой камин, не прибавляли теплоты в комнате. Зрелище упадка человеческого величия не имело никогда для меня прелестей. Невольно сравнивал я положение его в Дрездене с настоящим… Тысячи новых, тягостных чувств возбудились в душе моей. Император, по обыкновенью своему, прохаживался по комнате, он шел пешком от Прагского моста до самого дома. На нем была прекрасная шуба, покрытая богатой материей зеленого цвета, с великолепными золотыми шнурками, на голове – теплая шапка, на ногах – кожаные сапоги с мехом. «Ах! Господин посланник», – сказал он, улыбаясь… С живостью бросился я к нему и с чувством, которое одно только может извинить излишнюю свободу в обращении подданного с государем, сказал ему: «Итак, вы здоровы. Я много о вас беспокоился, но наконец вы возвратились… Как я рад, что вас вижу!» Все это было сказано с такой быстротой и таким голосом, что он легко мог видеть все происходящее в душе моей, несчастный не хотел сего заметить. После того я помог ему скинуть шубу. «Как идут дела в Польше?» Тогда, обратясь к своей должности и отдалясь на расстояние, которое переступил по движенью, весьма простительному в тогдашних обстоятельствах, я описал ему со всей осторожностью положение герцогства: оно было неблестяще. Еще в тот самый день утром получил я известие, что в деле, бывшем на Буге, два вновь собранных батальона положили ружья при первом выстреле, что из 1200 лошадей того же войска 800 погибло от беспечности и неопытности солдат, и сверх того, что пять тысяч русских с артиллерий идут к Замостью. Уведомив обо всем подробно, я представлял ему, что для поддержания собственного достоинства императора и для пользы конфедерации необходимо, чтобы посольство и Совет выехали прежде прибытия неприятеля, упоминая также обо всех невыгодах пребывания дипломатического корпуса в Варшаве. Потом говорил ему о бедственном положении герцогства и поляков, – он не верил этому и спросил с живостью: «Кто же разорил их?» – «Пожертвования их в продолжение шести лет, – отвечал я, – неурожай прошедшего года и континентальная система, прекратившая всю их торговлю». При этих словах взор его воспламенился: «Где русские?» Я сказал ему, он не знал этого. «А австрийцы?» – В таком-то месте. – «Уже две недели, как я ничего не слыхал о них. А генерал Ренье?» Отвечая ему на этот вопрос, я стал говорить об усилиях герцогства для продовольствия армии. Все это было для него новостью. Когда я коснулся армии польской, он возразил: «Я не видал никого во все время похода». Объяснил, что раздробление сил польских по различным корпусам было причиной того,