Вавилонская башня. Михаил АльбовЧитать онлайн книгу.
пьян! – взвизгнула Куничка.
– Он пьян! – воскликнул поэт.
– Ты пьян! – заговорила Матрёна. – Что ты там мелешь? Какая тебе Матрёна? Очумел! Господ только тревожишь! Звонишься ещё! Ступай, ступай, нечего тут! Ступай, а не то – вот сейчас кочергой.
– Пошёл вон! – грянул поэт, овладевший вдруг своею властью хозяина.
– Вон!! – присоединились дуэтом Мехлюдьев с Куничкой.
– Тебе что нужно здесь, а? Ты как смел звониться, а? Каналья! ВонъМ гр'емЬл поэт.
– Это всё… Ма-трё-на! – повинно мотнул головою пиджак, икнул и прислонился к стене.
– Вон!! – топал ногами поэт.
Но Матрёна успела уже перевернуть посетителя к двери лицом и, усердно барабаня его в мокрую спину, вытеснила, наконец, на площадку.
Там в последний раз мелькнули спина пиджака и фуражка, затем всё исчезло, дверь хлопнула и брякнул железный засов.
Теперь пришла очередь отдуваться Матрёне.
– Ах ты, шельма! Ах ты, каналья! – вопияла Куничка, наступая на Матрёну. – Не говорила я, что у тебя на каждом шагу любовники? Скажите на милость, какое нахальство! Даже звониться стали! И по ночам, по ночам!
– Ну, что ж такое! Эка невидаль – «по ночам!» – огрызалась Матрёна, в грязной юбке и с распущенной косой бродя по кухне, и с неистовым грохотом прибирая предметы домашней утвари, которые предполагалось употребить вместо оружия против нашествия иноплеменных и в которых теперь уже не было надобности. – К кому ходят днём, а к кому ночью…
– Что? Что ты сказала? Повтори!
– Проехало!
– Нет, ты повтори, что сказала! – приступала хозяйка.
– Что? повтори, что ты сказала? – откликнулся с своей стороны и поэт.
Прозревая своей чуткой душой, что в воздухе надвигается нечто, долженствующее разрешиться сейчас какою-то сценой, характер которой делает присутствие всякого постороннего человека совершенно излишним, деликатный герой наш быстро устремился к себе.
Накрывшись, по обычаю, с головой одеялом, он старался призвать к себе благодетельный сон, но бесплодно. Чаша треволнений этой ночи должна была, очевидно, наполниться до самых краёв. Как ни старался он, елико возможно, плотнее окутать голову свою одеялом с целью заглушения посторонних звуков. они все же назойливо врывались в уши его в виде восклицаний и отрывочных фраз голоса Матрёны уже не было слышно. Кричали поэт и Куничка.
– …Вот она, вот, собственная прислуга… Добились!.. Собственная прислуга, распущенная девка, которую давно бы следовало прогнать… Не правда ли, да? Вы согласны? Собственная прислуга дозволяет себе…
– Ах, ах, ах! – стонала и всхлипывала подруга.
– Ведь, не правда ли, вы согласны, что если она позволяет себе…
Мехлюдьев зажал оба уха и издал стенанье:
– О, Господи! Вот наказание!
Он лежал так несколько времени, зажимая изо всей силы пальцами уши, в результате чего получилось отсутствие звуков. С другой стороны, это положение, в силу своего неудобства, исключало всякую возможность заснуть. Он вынул пальцы из отверстий