В доме на берегу. АнтологияЧитать онлайн книгу.
лето в больничной палате мне мешает, как тесное платье,
Как матрас, что сползает с кровати, как сигнал задохнувшейся скорой
Под окном, капли крови на вате, каждый шаг мой – не так и некстати,
И всю ночь молоко по палате льет негаснущий свет коридора.
Боль твоя меня режет как нож – и, как печать, проступает сквозь кожу.
Ты и я на себя не похожи – этой боли немые озера
Отражают не нас, а, быть может, то внутри, что нас мучает тоже,
Но безмолвно ничтожит и гложет, – эту вечность пустого раздора,
Незажившие старые раны, вой мелодии выцветшей, рваной,
Возносимой усталым сопрано к облакам, укрывающим город.
Перепутались мысли и планы, за окном отцветают каштаны,
А в ушах – дребезжанье стакана и коктейль из чужих разговоров.
Деревянная птица
Птица летит в пространстве и видит свою тень.
Я тень деревянной птицы, излом горбатого клюва
Под струпьями струганых перьев кайма обожженных крыльев,
Огонь угасшего взгляда.
Тяжелая тень свободы меня отпустить не хочет.
А ночью – а ночью
Я плеск бирюзовой жажды, слеза бездонного моря —
Его потаенный голос вплетается в романсеро
Тоски, а подняться к небу
Ни птица, ни тень не могут,
И крылья в бессильной муке дрожат, соприродны небу.
А мне – оставаться тенью.
Тяжелая тень свободы, излом горбатого клюва…
Всей плотью усталой птицы ее древесная память
Пытается вспомнить небо – а тянет, а тянет в море.
Нет дна у слезы…
И плач деревянной птицы молчит и молчит ночами.
Я – тень деревянной птицы.
Льдинка
Ксанф, сын Лагорина, прощай!
Странник, скрываю собою я Ксанфа…
Ксанф, сын Лагорина, прощай! Ветер с моря неистов,
Треплет окантовку плюща, теребит кипарисы,
Вдоль мокрых раскопов бродя, причитает, как нищий,
Колеблет покровы дождя над стеной городища.
Нить смерти твоей заплелась в буквах древних надгробий,
Плач их не смолкает, струясь в каждом выбитом слове.
Твой челн в стылых водах скользит, шлем над бровью расколот.
Плеск, тьма, переправа в Аид, медный привкус обола.
Нет дат, имен и примет, даже памяти боя:
Вечность ты в походной суме ныне носишь с собою.
Кто ты? Уплываешь куда? Смолкли чаячьи стоны.
Смертью отливает вода – мертвым блеском флакона.
Глушит свод пещер тишиной, не оставив слезе и Всхлипа.
Только рядом со мной плачет камень в музее,
Давший мне в детстве урок: мы всегда – над обрывом,
Платим тени смертной оброк. Эти долы и нивы
Здесь лишь, припадая к шитью, прикрывают прореху.
Ксанф, был ты отважен в бою, как положено греку.
Горд, прям, и стоял как стена: эллинское – свободно!
Смотрит в пустоту из челна тень – бледна и бесплотна.
Песнь