Сказания о недосказанном. Том III. Николай Иванович ГолобоковЧитать онлайн книгу.
Стыд и позор на всю Европу, кто так позорно прячет попу.
Петушок уже был на верху блаженства…
А хозяин пернатого царства, закрыл глаза и, пошёл неуверенным шагом в сторону, подальше от такого, никакого.
Все, кто наблюдал этот цирк, вздохнули, будто отдохнули, или уже они совершили и завершили это действо. А этот, петушишко,– китайской породы ещё и дал под дых, хозяйке. Стал гордо, красиво и, и, и закукарекал. Звонко. Громко. Победоносно. Знай, наших.
Все были тоже в восторге, но чувства обуяли разные. Я, было, засиял улыбкой, и засмеялся, как будто сам покорил вершину Эвереста. Другие зеваки кто хвалил, – дескать, мал да удал, а другие воздыхатели наблюдатели, чесали затылки и гундосили, дескать, стервец, чужих обслуживает.
А где же его лилипутихи – не доросли, – неедоросли, которые не дотянули до нужного размера…
Я похвалил, за что чуть не получил. Помирила всех хозяйка. Налетела сразу на меня, как кобчик, как коршун, как орлица, и экстерном спела Семёновну…
– Вот ты ржёщь, как конь ретивый, посмотри, козёл паршивый, без волос на башке, – сиивый. Ты трясёшь своею гривой, но не рвёшь узду, надеешься, на мзду…
… Потом утёрла лицо своим кулачком, будто смахивала назойливую муху. И продолжила, но уже почти по дружески.
– И, и, не молодец он,– хаам. Хамлюга. Перепортил всю куриную мою братию. А этот петух, боится его китайского, он, этот недоносок,– зашибёт.
Было. Видели – видео. Шустрый, злой. А мне от этого, какой покой…
– Вред. Куры мои испорчены.
– Я с дурру двадцать пожалел, но так же, как волк кобылу, когда оставил хвост, да гриву.
– Так и этот. Певец твой задристанный, перепортил моих курочек..…
– А, а что они девочки, курочки твои, девственницы были?
– Ппошёл, хулиган. А ещё говорят ты художник. Показать тебе, яйца?!
– Нет, не надо, они мне ещё самому пригодяцца,
– Да нет, смотри, и показала мне кукиш, потом согнула мизинец, получилось две, потом на второй, сунула торжественно мне под нос и спела, выдала…
– Рули рули, на тебе четыре дули…
Улыбнулась криво, и продолжала.
– Вот такие яйца, несут, приносят мне эти мои. Настоящие куры. А этот, гад. Паразит. Вот его племя, какая теперь у меня глазунья. А на пасху что я понесу святить?! Гороох, да, как горох, а не куриные яйца, красить и показывать людям такое стыдно.
Зрители этого цирка медленно нехотя стали расходиться, а я успел только сказать ей, что поёт он славно. Голосок, ну прямо райский. А поведение, ну что ж на то он и петух. Она ещё бросила в него какой – то веточкой, но он всё равно двигался, царской походкой около своего, как он считал, совсем своего гарема. Остальные пташки птички, которые совсем невелички, занимались своим делом. Щипали травку, лапками гребли, что – то выискивая.
Да, петух, тот вроде бы хозяин стаи куриной, пенсионер, тоже своими большими,– верхние два шипа, грозно размахивал, находил, наверное, зёрнышко или что другое съестное, призывно звал. Ко – ко – ко, не ходите далеко, и подбегала пеструшка,