Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник). Анатолий МалкинЧитать онлайн книгу.
стеснялся ли он в такой момент, что немного сухорук и очень рябой, что невысок ростом, что у него не слишком красивые зубы и прокуренное дыхание? Или ему было наплевать на то, что думают о нем другие? Хотел ли он, чтобы его любили или чувства его не трогали? Может, мы зря думаем про злодеев, что они не совсем человеки?
Наутро Володя, не простив Троле, что она воспользовалась его вчерашней слабостью, отправил нас восвояси.
Через месяц он погиб – в этом доме, пропитанном черными желаниями хозяина, стоял у окна над высоким обрывом и вдруг упал вниз.
В транзитной зоне тбилисского аэропорта было пустынно и холодно – отопления, ввиду южного климата, видимо, не полагалось, а между тем, из щелей в рамах здорово дуло. Я нацепил на себя все, что привез в походной сумке, и начал устраивать лежбище подальше от окон и дверей, но тут неожиданно ожил айфон. Мелодией из любимого «Кин-дза-дзы» он сообщил мне про эсэмэску от Оли-Оленьки.
«Григорий Ильич, вы прилетели? Я вас потеряла, вы где?» – писала она.
«Сижу на полу и очень мерзну».
«Как? Почему?»
«Милая Оленька, меня не пустили».
«За что?»
И дальше мы смешно общались: я ей описал свою борьбу с пограничниками, а она эсэмэской обругала Егора, который засунул ее на бакинский рейс.
«Видимо, боялся, что я вас умыкну».
«А вы не собирались?»
Пока я смеялся, она написала, что в Баку была нелетная погода, но она очень рада, что мы встретились в Москве, потому что она меня…
И в этот момент вдруг звякнуло какое-то железо в трубке, возник мужской голос, который равнодушно сообщил по-грузински:
– Абонент недоступен, перезвоните позже.
Я снова потерял ее.
Только удивился, что так расстроился из-за этого, как меня начали депортировать. Грузинские фуражки за это время, видимо, разузнали и про меня, и про Акакия, и про похороны: Тбилиси – город не самый большой, у них там все или родственники, или живут на соседней улице – поэтому лица погранцов приобрели наконец обычное для грузин приветливое выражение. Они очень сокрушались, что так все неловко вышло, и сожалели, что не могут ничего изменить – этим нынешние парни очень отличались от наших, советских грузин – те могли все и всегда.
Самолет поднялся в воздух, когда уже стемнело. Над храмом Святого Давида и горой Мтацминда уже взошла изрытая оспинами кратеров, плоская, как блин, и совсем близкая луна. Город будто и не терял своего Акакия, как ни в чем не бывало, беззаботно искрился россыпями веселых огней, а потом даже начал выбрасывать в небо сверкающие разрывы разноцветных фейерверков.
– Нельзя на них сердиться – сегодня же день независимости. Мертвое – мертвым, а живое – живым. – Акакий сидел рядом на соседнем кресле и тоже смотрел в иллюминатор.
– Ака, ты как здесь очутился?
– Гриш, ты хоть и спишь, но соображать-то нужно.
– Ну и кто ты тогда?
– Дух, Гриша. Обычный, нормальный дух.
– Ты