Дочери и отцы. Отцовская фигура в жизни женщины. Евгения КарлинЧитать онлайн книгу.
прикоснуться к важному.
Евгения Карлин, Рига, 2023–2024 гг.
Глава 1
Папины дочки
И неважно, что многие из них росли без своих отцов…
– Я всегда чувствовала себя папиной дочкой. Знала: где-то он есть, думает обо мне, тоскует. В том, что он живет не со мной, виновата мама. У нее тяжелый характер, с ней сложно ужиться. Второй раз она не вышла замуж, и друзей у нее почти нет, что немудрено. О моем папе мы с ней не говорим. Разве что как-то она кинула, что человек он пропащий. Но я не верила ей и не верю. Хотя и мало знаю о нем.
– Прошло столько лет, есть ли возможность поговорить с мамой теперь, когда ты взрослая, задать те вопросы, которые ты не решалась задать раньше?
Инга пожимает плечами.
Ее отец – фигура умолчания. И мама, и бабушка Инги (теперь уже покойная, ушедшая из жизни три года назад) избегали говорить о нем. Как и любой ребенок, Инга следовала родительскому предписанию и хранила молчание, внутри же продолжало расти напряжение.
Семейная тайна – пустота. Семейная тайна вызывает тревогу. Тревога заполняет собой пустоту. Как все вытесненное, тайна помещается в тень, в бессознательное, продолжая незримо существовать, ища выхода. Симптом (физический или психологический, как нежелательное проявление) есть способ вывести напряжение. Как бы странно это ни звучало, но в определенном смысле симптом – это не проблема, а специфическое решение проблемы, которые находит семья или человек. Симптом (ссоры, измены, алкоголизм, пищевые расстройства, психосоматические болезни и др.) позволяет выйти внутреннему напряжению, обратить внимание на то, что игнорируется. В случае Инги игнорируется ее право принадлежности – право знать историю своего рождения, мочь принять и свою мать, и своего отца, говорить о них обоих свободно, без чувства вины и предательства по отношению к матери.
Недавно ко мне обратилась за помощью семья по поводу сына-подростка. С двух лет воспитываемый любящим отчимом, он лишь год назад узнал, что это не его биологический отец. Сейчас мальчику тринадцать, и у него начались «странности» поведения, в том числе нервные тики, которые и обеспокоили его мать. Когда мы углубились в то, что происходит в семье, то обнаружили, что, несмотря на то что сын узнал столь значимый факт истории своего рождения, он не имел возможности говорить об этом, потому как мать, рассказав ему о том, как сильно была ранена и обижена его отцом, ясно выразила свое отношение к отцу, в том числе и неприязнь к его национальности. В свою очередь, мальчик внешне похож именно на него, и как уместить в себе свое происхождение, свою кровь без чувства стыда и вины, он не знал. Как кентавр, он был разделен надвое и надрывался от этого конфликта.
Вытесняя фигуру отца, свою естественную привязанность к нему, не говоря о чем-то важном, мы не избавляем себя от фигуры, о которой умалчивают, но оказываемся захвачены ею на неосознанном уровне. Мы чувствуем присутствие чего-то в «воздухе», чего-то подобного